Мономашич. Мстислав Великий

До той поры, пока не атаковал Кунуй. После недавней смерти на поле брани Тугоркана Степного Змея слишком много ханов захотели верховной власти. Жестокие времена наступили для степи. Великие спорят о власти, а малым приходится туго. Потому и пришёл Кунуй на Русь — не грабить, а служить. Ну и рассчитывая обогатиться в богатых русских городах. Он честно отрабатывал свою награду. Несмотря на то что ему не по нраву пришлось командование над пешцами — настоящий половец никогда не выйдет в бой без коня! — он ударил в фланг Олегу Святославичу, ломая строй урусов. Десяток самых лучших нукеров охраняли Мономахов стяг, и тот гордо реял над головами ратников. Поблескивали в лучах редкого предзимнего солнца шитые золотом перья архангелов и золотой нимб над челом Христа на полотнище.

Не всякий строй выдержит натиск половецкой конницы. Не было у рязанцев опыта, дрогнули они, прогибаясь под ударами конных сотен хана Кунуя. Заметив, что его полки подались, Олег, находившийся в первых рядах и всё пытавшийся отыскать Мстислава, обернулся и не поверил своим глазам. Точно такой же стяг видел он последний раз прошлым летом, когда пришли князья под стены Стародуба, изгонять его из города.

— Мономах!

Бывает, что ненависть и страх сливаются воедино, и стоит тогда человек перед врагом своим, как громом поражённый — ни рукой шевельнуть, ни слова вымолвить, хотя внутри всё кипит от гнева и возмущения. Так и Олег. Замер в седле, опустив руку с мечом. Мономах! Обходит его сбоку, ещё немного — и отрежет путь к спасению, окружив со всех сторон. Мономах! Он-то откуда тут взялся? Неужели сам пришёл, чтобы раз и навсегда покончить с непокорными Святославичами?

Это было поражение. Лезли очертя голову новгородцы, по-медвежьи давя рязанцев. Смешались муровляне под натиском переяславльцев. Отчаянно рубились половцы. А тут ещё выдвинулись со стороны речки свежие полки, и поднялся над ними золотой на алом олень Ростова Великого, города, который первым взял Олег и который первым от него откачнулся...

   — Ярослав! — срывая голос, закричал Олег, зовя брата, и рванулся туда, где трепетал стяг Мурома.

До стяга почти добрались переяславльцы, уже рубились с охранявшими его отроками. Сам Ярослав бился с ними наравне и в горячке боя не сразу услышал, что кричит ему перекошенным ртом брат Олег.

   — Мономах! Мономах здесь! Уходим, брат!

   — Что? — опомнился наконец Ярослав.

   — Здесь Мономах! Это конец! Уходим!

Схватив узду братова коня, Олег потащил его из гущи боя. Иные из рязанцев и муромлян, кто заметил бегство князей, поспешили за ними. Другие, оказавшиеся отрезанными от своих, уже сдавались.

Вскоре после полудня всё было кончено. Но ни Олега, ни Ярослава среди убитых и полонённых не было. Один из попавших в плен дружинников поведал, что князья успели бежать, и Мстислав принял решение — идти в погоню.

8

Оставленный в Муроме Ярослав уже несколько дней пребывал в тревоге. Олег запер его в городе, велев держать оборону, а сам умчался в Рязань, набирать новые дружины. Он оставил младшего брата одного, а к городу вот-вот подойдёт Мстислав Мономашич! Устоит ли Муром? Сможет ли он, Ярослав, удерживать город до подхода Олега? И вернётся ли тот?

Такие сомнения терзали Ярослава, но внешне он оставался спокоен и готовился к обороне.

Мстислав уже подошёл к Мурому, он видел с берега Оки его стены, когда дозорные донесли о гонцах из города.

Трое бояр и священник с небольшой охраной смело подъехали к новгородскому князю. Старший посольства, степенный муж в дорогой шубе на лисьем меху, спешился первым и поклонился, прижимая широкую ладонь к груди. От него исходило ощущение уверенности и силы, напомнившие Мстиславу слышанные когда-то были про муромского богатыря Илью.

   — Здрав будь, княже, — прогудел бас. — Прими поклон от города Мурома.

   — И вам здравствовать, мужи муромлянские, — кивнул в ответ Мстислав. — С чем пожаловали?

   — Принесли мы, княже, поклон тебе от города Мурома и слово от вятших людей его, дабы не ходил ты войной на наши города и сёла, не лил кровь русских людей понапрасну, не плодил вдов и сирот.

   — Мы люди русские, единого языка и единой земли дети, — добавил священник. — Нелепие творится, когда кровь христианская, аки вода, по земле течёт. Сатана, на то глядючи, ликует. Не бери греха на душу, княже, отступись.

   — Не я первым войну начал, — покачал головой Мстислав. — Олег, князь Тьмутараканский, да брат его, князь Ярослав Муромский, её развязали. Вышли они супротив брата моего Изяслава, что по молодости и горячности волости чужие заял — брату моему за то Божий суд свершился. Я бы то простил — в бою всякое бывает. Но Олег не хотел миром дела завершить и пошёл сам чужие волости воевать — людей в полон гнать, а города жечь. За то его надо покарать.

   — Как вы, князья, сами промеж собой решите, так тому и быть, — ответил боярин. — А токмо просим от всего Мурома — мы мира хотим, а война нам не надобна.