мономиф

Эта мука как раз понятна. Сложнее понять другое — почему продолжается страдание и после того, как враг физически уничтожен и провозглашен рай на земле. Конечно, всегда остаются сомнения (все же XX век). Может и не сумеют «успехи высшей науки воскресить назад сопревших людей»; а если и сумеют — то будут ли воскрешать всех пролетариев (буржуев-то точно незачем) или и свой класс будут еще и посмертно «чистить от несознательного элемента». Но дело не только в этом.

Мы уже отмечали, что апокалиптические мифы у Платонова всегда кончаются очень трагично. И предопределено это именно некорректностью восприятия времени россиянами в первой трети XX века. Конец света в текстах Платонова не просто конец очередного цикла — светопреставление есть окончательная и бесповоротная гибель старого мира. Наступающий рай будет вечен и незыблем; царство света придет навсегда (ныне, присно и во веки веков) — как и было обещано марксизмом. Элиаде писал о Марксе: «Он осуществил на чисто человеческом уровне переоценку изначального мифа о Золотом Веке, но с одной лишь разницей — Золотой Век располагается в конце истории, хотя ему следовало находиться также и в начале»⁴⁹⁴. «Маркс разделяет эсхатологическую надежду на абсолютный конец истории»⁴⁹⁵. Что уж говорить о последователях Маркса, одержимых упрощенно-идеологизированной версией его теории!

Здесь прослеживается христианская традиция. Антихрист, Апокалипсис, Армагеддон, второе пришествие, Страшный суд — это христианские мифы. Они отражают восприятие времени, как линейного поступательного процесса, направленного в одну сторону и принципиально необратимого. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

И напротив, архаическое (циклическое) восприятие времени отражено в мифах о периодическом обновлении мира и мифах о вечном возвращении. Все было и все будет, смерть предшествует рождению, и ничто не может уйти навсегда. Все повторяется вновь и вновь; более того, любое правильное действие есть лишь повторение первоначального действия бога или великого предка. В золотом веке все делалось впервые неким сверхъестественным существом, которому с тех самых пор и подражают люди как в священных ритуалах, так и в самым повседневных делах. Практически все возможные действия архаического человека (охота, работа, война, еда, секс и прочее) были архетипичны, то есть являлись лишь воспроизведением божественных деяний в начале времен. Как раз отступление от их унифицированности и было личной историей, то есть грехом (который надо было стирать в ежегодных ритуалах очищения). Но несмотря на то, что обыденные действия столь же архетипичны, как и ритуальные, разница между ними огромна.

Обыденная (профанная) жизнь человека (как архаического, так и нашего верующего современника) проходит в светском времени, ритуальная — во времени сакральном, мифическом. Попытка смешения этих времен или трагична (что показано в данной работе), или откровенно карикатурна. Взять хотя бы поиски «доказательств» визитов инопланетян в текстах мифов и сказок. Такой гипотетический визит при этом представляется как историческое событие — то есть как конкретное необратимое событие в определенной точке линейного времени. А свидетельства «визита» ищутся во временном пространстве мифа — то есть во времени неисторическом, циклическом. Результаты подобных усилий выглядят довольно нелепо.

В системе циклического времени «космос и человек обновляются постоянно и всеми возможными способами, прошлое же уничтожается, болезни и грехи изгоняются и так далее. Формальная сторона ритуала варьируется, однако сущность остается неизменной, все стремятся к единой цели: уничтожить истекшее время, устранить историю, дабы постоянно, посредством повторения космогонического акта, возвращаться in illo tempore [в это время]»⁴⁹⁶.