мономиф

Таким образом, переход из фазы анормального поведения в психоз является полной капитуляцией я, отказом от попыток разрешения экзистенциального конфликта. Экстравагантный идеал изначально не выполнял возлагаемых на него функций, и его носитель неизбежно страдал от того, чего не мог и не хотел понять — от чего-то невыразимого и ужасного. Впадая в психоз, шизофреник, возможно, эмоционально даже получает некоторое облегчение, переходя от переживания непостижимого ужаса к злобным, но вполне конкретным преследователям — «плохим парням» или иным, порой самым невероятным «силам зла». Нетрудно заметить, что каждый исторический момент порождает свой бредовый «мейнстрим», свою «бредопопсу» — тот предпочитаемый «контент» бреда, который ищет и находит болезненная предрасположенность шизофреника. Можно сказать, что время диктует моду на определенные типы бредовых представлений.

По сообщению практикующего российского психиатра (речь идет только о тяжелых случаях, с госпитализацией), долгое время главным «преследователем» у нас был пресловутый КГБ — он следил, облучал, внушал мысли, замышлял козни. Затем эта «мода» резко пошла на спад, зато не менее стройными рядами в клиники хлынули «похищенные инопланетянами». Следующей волной пошли «зомбированные психологами» (время постоянных телешоу с Кашпировским, Чумаком и иже с ними). А когда прошла и эта «мода», в российской клинической статистике стал уверенно преобладать религиозный бред.

После всего сказанного о параноидной тревоге, обязательное наличие злобного и практически всемогущего преследователя не должно нас удивлять. Поразительно другое — то, что загнанный в угол шизофреник еще способен воспринимать это преследование как вызов себе, как зов на его личную борьбу со злом. А поскольку его образы экстремальны — это зов на борьбу с мировым злом в его наичистейшем виде. Иначе говоря, он может воспринимать ситуацию, используя героические паттерны универсального мономифа. Вот как описывает это О’Брайен: «пришельцу свойственны три основные характеристики: он имеет властные полномочия, обладает сверхчеловеческими способностями, и каким-то непонятным образом его сверхъестественность воспринимается вами как нечто вполне приемлемое и правдоподобное»¹⁹⁸. «Здесь всегда присутствует бросающий вызов противник… Как ни странно, хотя противник обладает безмерной властью и сверхчеловеческими возможностями, параноика это не так уж смущает или потрясает. Будь этот враг хоть семи пядей во лбу, параноик тут как тут, и рвется в бой»¹⁹⁹. Это, напомню, не отвлеченные теоретические рассуждения, но свидетельство бывшей больной.

С точки зрения шизомифа, возможность ремиссии определяется, в основном, двумя факторами — личным героизмом, то есть способностью воспринять преследование как вызов, а также соотношением преследующих и помогающих образов. Если в параноидно-шизоидной позиции «хорошее я» не было наполнено должным образом (см. рис. 13), то Герой шизомифа останется без волшебных помощников, один на один с преследователем-Антагонистом и, скорее всего, пополнит ряды безымянных павших Героев. То есть его капитуляция останется вечной, и он будет постоянно демонстрировать нам эту бросающуюся в глаза шизофреническую пассивность. Он будет избегать даже активных глаголов: «я вижу», «я делаю»; но будет говорить: «за мной подглядывают», «меня преследуют», «со мной хотят сделать плохое». Он уже ничего не сможет сделать самостоятельно. Если мы просыпаемся по утрам, то ему не дано даже этого — его будят. Все, что происходит с шизофреником, делают с ним Они — вездесущие и всемогущие силы зла.