Монсегюр и загадка катаров

Черты древних солярных литургий отразились и в христианстве. Так, в образе Сына Божьего, умершего на кресте и воскресшего, можно увидеть сходство с Sol invictus, с умирающим и воскресающим божеством-солнцем, существовавшим в религии маздеев и последователей Митры. Неслучайно праздник рождения Иисуса отмечают 24 декабря: это время символического появления на свет Митры, произошедшего от Матери-Земли; приблизительно в то же время проводились и римские сатурналии, празднества карнавального типа. В этот день высота солнца над горизонтом начинала меняться в сторону увеличения светового дня: на смену зиме и длинным ночам спешили весна и лето. Возможно, что слово «Noël» («Рождество») вполне могло возникнуть не от латинского «Natal» (die), а от греческого «neo helios» («новое солнце»). Подобная этимология (разумеется, если она не ошибочна) позволяет предположить, что появление на свет Иисуса в действительности отождествлялось с «рождением» солнца, что впоследствии было забыто или исключено в угоду официальной Церкви. Рождение ребенка-божества в пещере, чествуемое ангелами, пастухами, а затем и магами (волхвами), напрямую связано с древнейшей верой, закрепившей в себе основы первобытного знания: в момент, когда путь Солнца, источника света и тепла (то есть жизни), удлиняется, наступает время всеобщего обновления.

Однако все это не решает вопроса о том, каким образом совершенные были причастны к солнечному культу. Стойкая неприязнь катаров к каким бы то ни было культовым церемониям объяснялась тем, что совершенные считали их порождением материи, в их глазах ритуальные действия были «языческими», «дьявольскими». В таком случае могли ли они допустить, что в определенное время солнечный свет мог стать способом причащения (разумеется, в символическом смысле)? В их текстах-доктринах нет ни единого упоминания об этом, но оно и понятно: речь шла о частном, а не всеобщем способе отправления религиозных обрядов. Между доктриной и методом, каким она претворяется в жизнь, всегда существует расхождение: обряды верующих могут сильно отличаться от теоретических постулатов их веры. Будет ли верным представление о том, что часть катаров, осознавая свою принадлежность к манихейству, все же практиковала культ, называемый солярным, считая его прежде всего аскетическим?

Следует серьезно изучить этот вопрос, если мы хотим понять, какое значение имел Монсегюр для катаров, точнее, почему замок был выстроен с таким расчетом, чтобы первые лучи света в день летнего солнцестояния касались бойниц донжона. По правде говоря, это единственная зацепка, позволяющая нам говорить о том, что в основу проекта замка была положена некая концепция. Мы постарались дать этому свое объяснение, подкрепив нашу гипотезу данными, взятыми из других, не катарских, религиозных традиций. Возможно, наше объяснение будет приемлемо для всех.

Говоря о важной роли Евангелия от Иоанна, мы имеем в виду то, что учение катаров почерпнуло в нем идеи, касающиеся, в частности, значимости Слова и Света, подобных друг другу начал. Этот священный текст наилучшим образом подходил к их учению о первозданном царстве Света. Однако катары опирались не только на каноническое Евангелие: идеи, способные подкрепить их веру, содержались и в апокрифическом варианте библейской легенды. Речь идет о «Вознесении (Видении) Исайи» — этот текст дошел до нас в трех манускриптах, сохранивших эфиопский перевод греческого оригинала, ныне утерянного. Этот памятник — своего рода компиляция, повествующая о пророке Исайе и его вознесении на седьмое небо. Возможно, что эта история построена по той же архаической модели, что и повествование маздеистов «Арда-Вираф-наме»: в экстатическом состоянии, длящемся семь дней, Вираф оказывается в небесных сферах, поочередно посещая луну, солнце и звезды (то есть чистилище), а затем переносясь в ад и в небеса к Ахурамазде.