Монсегюр и загадка катаров

В начале своего рассказа Треврицент развивает тему, которая была использована в цистерцианской версии Грааля: о том, как на смену десятому легиону ангелов (Люциферу и восставшим ангелам) пришла человеческая раса, а место Люцифера занял, соответственно, Адам. В речи Треврицента можно усмотреть завуалированную отсылку к Свету: «Мысль способна отвратить человеческий взгляд от солнца; несмотря на то что ее нельзя запереть ни на один замок, мысль спрятана и потому недоступна человеческим созданиям; мысль — это тот мрак, непроницаемый для солнечного света. Но божество способно осветить все; его сияние проходит сквозь стены, выстроенные на его пути мраком…» Как нам кажется, о том же гласит и доктрина катаров: отведав плодов древа познания, человеческое существо попало в тенета своей мысли и отныне ждет, чтобы его пробудил луч божественного света. Возможно также, что этим божественным светом является Грааль.

Треврицент открывает Парцифалю, что такое Грааль, однако в большей степени он описывает воздействие, производимое этим священным предметом на тех, кто его охраняет. По всей видимости, хранителями оказываются тамплиеры, «которые часто отправляются верхом на поиски приключений в дальних краях. Каков бы ни был исход их битвы, победа или поражение, они принимают его со спокойным сердцем, во искупление своих грехов». Однако — почему тамплиеры? От немецкого автора было бы естественно ожидать, что он сделает хранителем Грааля какой-нибудь немецкий орден, например Тевтонский. Надо полагать, что в эпоху Вольфрама фон Эшенбаха, почти за век до уничтожения тамплиеров, «бедные рыцари Христовы» уже приобрели репутацию не только прекрасных воинов, но и хранителей какой-то таинственной традиции. Именно тогда Вольфрам принялся за описание Грааля (чего не сделал Кретьен де Труа):

Святого Мунсальвеша стены
Храмовники иль тамплиеры —
Рыцари Христовой веры —
И ночью стерегут и днем:
Святой Грааль хранится в нем!..
Грааль — это камень особой породы:
Lapsit exillis — перевода
На наш язык пока что нет…
Он излучает волшебный свет,
Пламя, в котором, раскинув крыла,
Птица Феникс сгорает дотла,
Чтобы из пепла воспрянуть снова,
Ущерба не претерпев никакого,
А только прекраснее становясь…
Вот она — взаимосвязь
Меж умираньем и обновленьем!
Все это схоже с одним явленьем,
Известным у птиц под названьем линька.
А ну, мозгами пораскинь-ка —
И ты проникнешь в сущность дива!..
…Слушай дальше терпеливо.
Грааль, он тем и знаменит,
Что человечью жизнь хранит.
Тот, кто на камень глянет,
Пусть знает: хоть побьют, хоть ранят,
Семь дней уж точно он не умрет!
Это известно наперед.
Достаточно лишь посмотреть —
И невозможно умереть
В течение недели!
Диво, в самом деле!..
…Исполнен к людям доброты,
Грааль сохраняет их черты
До самой старости молодыми,
Вот только делает седыми
С теченьем лет их волоса —
Знать, здесь бессильны все чудеса!..

Подобное описание наталкивает на мысль о Пирах Бессмертия, упоминаемых в различных мифологиях: можно вспомнить, в частности, «Гостеприимство Достопочтенной Головы Брана», описанное в уэльском «Мабиногионе», или рассказ о пире, на который попадает Передур (в последнем случае место Грааля в кортеже занимает отрубленная голова на блюде)[60]. Но в образе «Камня-Грааля» присутствует бесспорный алхимический оттенок: это Философский камень, обретенный благодаря как духовному, так и материальному поиску: путем множества операций первичная грубая материя становится чистой, очищенной субстанцией, обладающей силой. Философский камень открывает путь к совершенному знанию великих секретов мира, может являться «универсальным врачевателем» и дает квазибессмертие.

Однако аудиторией Вольфрама фон Эшенбаха было христианское общество… Вероятно, это сказалось на творческом замысле писателя: опасаясь того, как подобное общество воспримет столь еретические (если не сказать языческие) идеи, Вольфрам придал повествованию христианский колорит: