Монсегюр. В огне инквизиции

Раймонд теперь мог рассчитывать лишь на английского короля Генриха III. Но тот оказался плохо подготовленным к войне и проиграл первое же сражение.

Графу Тулузскому пришлось покориться. Со дня на день французская армия ожидала сильное подкрепление. Силы Раймонда были ничтожны по сравнению с армией противника.

20 октября 1242 года граф Тулузский сдался на милость победителя. При этом было оговорено, что все альбигойцы и причастные к делам ереси не имеют права пользоваться амнистией.

В начале 1243 года по всему Лангедоку прокатились судебные процессы. Французский король Людовик, а ещё больше — его мать Бланка Кастильская негодовали о событиях в Авиньонском замке. Французское правительство и духовенство пришло к единому мнению, что вся вредная агитация идёт из Монсегюра. Было принято решение навсегда избавиться от этой пиренейской крепости, которая представляла большую опасность для нового государственного порядка и для истинной веры.

В один из майских дней 1243 года жители Монсегюра услышали пронзительный звук рога. Это трубил башенный сторож, стоявший в карауле.

Внизу, со стороны Лавланэ, по пыльной дороге, ведущей к горе, на которой располагался замок, тянулась длинная вереница крестоносцев. Шло порядка тридцати тысяч человек. Впереди ехали всадники, за ними шли пехотинцы. Все были облачены в кольчуги и железные шлемы.

Крестоносцы разбили лагерь у подножия горы. Взять штурмом крепость не представлялось возможным. Началась долгая осада.

Глава 15 Двойная ловушка

Декабрь 1243 года. Лангедок. Окрестности Монсегюра

Иван не ощущал течения времени. Воспоминания полностью поглотили его, он сидел закрыв глаза, обхватив голову руками. Картины прошлого сначала казались хаотичными, но усилием воли ему удавалось выстраивать их в более или менее понятный ряд.

Саша и Аня с волнением наблюдали за своим другом. Они боялись даже говорить, чтобы не помешать ему. Устав от напряжения, Аня положила голову на Сашино плечо и попыталась заснуть. Но сон не шёл. Она принялась было сосредоточенно рисовать в своём воображении слонов и считать их, как обычно делают, когда мучает бессонница, однако и тут не везло: вместо слонов всё время возникал образ беспощадного Анри. Тогда, оставив эту затею, она вынула из кармана носовой платок и принялась завязывать и развязывать на нём узелки. Это хоть как-то успокаивало нервы.

Прошло достаточно много времени, прежде чем Иван нарушил молчание.

— Я вспомнил много интересного из жизни Анри и Пьера. Но не знаю, поможет ли нам эта информация…

Он замолчал.

— Ты говоришь это с какой-то грустью. Что-то не так? — настороженно спросил Саша.

— Всё не так. Этот Анри, хоть и друг мне по прежней жизни, но в этой будет однозначно моим убийцей.

— Почему? Неужели ничего нельзя придумать? — Саша с надеждой смотрел на Ивана. — Его можно чем-то напугать? Или разжалобить, в конце концов? Что-то в нём есть же человеческое?!

— Понимаете, пару лет назад его ещё можно было склонить к великодушию, но сейчас это почти невозможно. Горе ослепило его и сделало сердце твёрдым как камень…

— Какое горе?

— Был у него верный маленький друг, который некогда спас его от смерти. Но случилось так, что этот друг погиб от клинка подлого убийцы. Анри не смог защитить его…

И Иван рассказал историю гибели Мигеля.

— Всё это очень печально, — сказала Аня. — Но неужели он до сих пор живёт только местью?

— Представь себе, да. Пока он не найдёт убийцу и не отомстит — не будет ему покоя.

Аня взглянула на него с отчаянием.

— Когда сердце горит местью, там уже нет места для любви и великодушия. Но что же делать нам? Смиренно ждать своей участи? Шансы выжить у нас пятьдесят на пятьдесят, как в русской рулетке.

— В русской рулетке гораздо больше шансов выжить, — мрачно уточнил Саша. — В револьвере всего одна пуля на шесть ячеек барабана. Больше восьмидесяти процентов за то, что услышишь не выстрел, а сухой щелчок у виска.

— О Боже! О чём мы говорим?! — воскликнула Аня. — Это какое-то безумие!

— Это действительно безумие, — сухо и как-то совсем обречённо согласился Оболенский. — Могу сообщить вам дополнительную информацию. Шанс выжить у нас не пятьдесят процентов, а ноль.

— Что?! — в один голос выкрикнули Саша и Аня. — Почему ноль?!

Оболенский встал и подошёл к выходу. Два стража тут же угрожающе подняли мечи. Он вернулся к ребятам.

— Темно уже. Сколько часов мы на ногах?

Друзья молча сверлили его взглядом.

— Думаю, больше суток. А спать совсем не хочется, — сам себе ответил Иван. — А чего спать-то? У нас впереди вечность, и совсем скоро. Успеем выспаться, надоест ещё.

Он как-то зловеще ухмыльнулся.

У Ани подступил комок к горлу. Руки вспотели и затряслись мелкой дрожью.

— Ты что такое говоришь?

Голос её сорвался, последнее слово она произнесла почти шёпотом. Саша встал, подошёл к другу и, глядя ему прямо в глаза, отчётливо сказал:

— Оболенский, выкладывай всё начистоту. Почему у нас шансы равны нулю?

Иван тяжело вздохнул.