Монсегюр. В огне инквизиции

— Вон оно как, Мигель. Век живи — век учись.

Тот с серьёзным видом запротестовал:

— Нет, сеньор, так оспу лечить нельзя. Это не лечение вовсе. Глупые азиаты. Лучше бы чесноком спасались. Они, ведь, варвары эти, и про чеснок странные вещи говорят, будто он вырос из следа ноги дьявола, когда тот покидал райский сад.

Анри и Пьер, уже не сдерживаясь, рассмеялись.

— Азиаты эти, — заметил Пьер, — хоть и считают чеснок дьявольским растением, но особое уважение к нему имеют. Уплетают за милую душу.

— Лучше бы не ели, — огорчился Мигель. — Пусть бы дохли как мухи, тогда Святая земля не обливалась бы кровью. Мне рассказывал отец, как они христиан режут.

— Ох, — вздохнул Анри. — Если бы ещё и христиане друг друга не убивали… Иногда мне кажется, что человеку хорошо там, где нет людей. Странно, не правда ли?

— Да-а, — согласился мальчик. — Много злых людей вокруг.

Все замолчали. Мигель перевернул плащи и подвинул их поближе к огню. Сев на корточки, он стал шевелить палкой дрова. Наверно, это было его любимым занятием. Глядя на огонь, каждый думал о своём.

Тихое потрескивание, таинственное мерцание пламени удивительным образом действуют на человека. Создаётся иллюзия, что ты существуешь сам по себе, вне связи с внешним миром, будто выпадаешь из реальности и полностью погружаешься в своё сознание. Огонь порой убаюкивает несбыточными мечтами или, наоборот, будит воспоминания, которые подкрадываются незаметно в минуты покоя, а потом поглощают тебя и закручивают в потоке прошлого, вновь заставляя радоваться или переживать.

Какая невообразимая душевная боль настигает человека, когда он вспоминает и переживает самые страшные моменты своей жизни. Для неокрепшей души ребёнка это особенно мучительно. Маленький человек непроизвольно пытается вычеркнуть это из памяти, забыть, заменить более сильными чувствами или яркими событиями. Но обмануть и заставить молчать память можно лишь на время. Она хитрее и лукавее нас. Тихое созерцание — одна из уловок, которой пользуется память, открывая прошлое, словно старое письмо, и заставляя читать его новыми глазами и чувствовать новыми чувствами.

Мигель не хотел думать о прошлом, но врата воспоминаний сами собой распахнулись, заманивая вновь в свои владения.

Река… Люди… Много людей… Они волнуются, чего-то ждут. В один момент их взоры обращаются куда-то вдаль. Там ведут женщину. Она идёт медленно, словно плывёт. Волосы её распущены, ветер слегка играет золотистыми кудрями, рассыпанными по плечам. Чёрное платье, бледное лицо. Она держит в руках что-то белое, подходит всё ближе и ближе…

Мигель чувствует, как крепко сжимает его ладонь отец. Слышит его тяжёлый вздох. Горло сдавливает страх. Становится трудно дышать. Он не может поверить, не может принять сознанием, что это происходит с его семьёй, что эта несчастная женщина — его мать. Взгляд Мигеля прикован к рукам матери — в них белая увядшая лилия. Господи всемогущий, почему у него всегда перед глазами стоит эта лилия?

Глава 9 Испытание водой

Август 1242 года. Предместья Тулузы

Женщина решительно распахнула дверь дома правосудия, где шло заседание местных властей. Недавно сюда, в деревню Лa-Бордэ (откуда был родом Мигель), прибыл инквизитор Бернард в сопровождении нескольких монахов-доминиканцев, и теперь началась настоящая охота на еретиков. На заседании рассматривали поступившие от населения доносы и обвинения. Кроме инквизитора и доминиканцев на совете присутствовали приходской священник Иоанн, староста, выборные судьи из местных и пышно одетый молодой рыцарь Жильбер, представлявший барона, владельца этой деревни. Молодой инквизитор кипел энергией и рассчитывал на интересные дела и громкие процессы, что, несомненно, повысило бы его авторитет и продвинуло по служебной лестнице. Быть всю жизнь инквизитором в захолустных городах и деревушках Бернарду не очень-то хотелось. Вот инквизитор Тулузы или Нарбонны — совсем другой статус.

Доносов, к огорчению Бернарда, было немного. Ничего интересного. Правда, пару обвинений можно «выкрутить» в серьёзное рассмотрение, но о громком процессе лучше забыть. Заседатели явно скучали, глядя на инквизитора, уткнувшего нос в бумаги.

Женщина, внезапно ворвавшаяся в зал, где проходило заседание, вывела всех из сонного состояния и заставила Бернарда оторваться от своего занятия.

— Господин инквизитор, воистину Бог послал вас в наши края! — вскричала она, переступив порог. — Такие дела творятся у нас, что впору запереться в домах и сидеть там не высовывая носа. Страшно на улицу выйти. Это же настоящий вертеп! Что же это делается на белом свете?!

Инквизитор с удивлением посмотрел на посетительницу. Он ничего не понял.

— Женщина, — сказал Бернард спокойно, — ты врываешься на заседание, говоришь всякий вздор…

Та, будто не слыша инквизитора, снова запричитала: