Monster in me (СИ)

Намджун смыкает челюсть на шее Юнги и прокусывает нежную кожу. До крови, оставляя четкий след. Стальной хваткой удерживает в кольце своих рук, вжимает дернувшегося омегу в постель, не дает шевельнуться. Слизывает выступившие капли крови и любуется наливающимся черным, словно маленькая паутина, узором на шее.

— Нет… - надсадно хрипит Мин. — Что ты наделал… — Он еле шевелит губами, все еще не в силах поверить в то, что альфа его пометил. — Что ты наделал? — Юнги срывается на крик, бьется в руках альфы и пытается вырваться.

Юнги словно летит в пропасть. Вся его сила, все его принципы и устои, на чем он кое-как держался последний месяц — все испаряется. Юнги кажется, что все, что от него осталось — это зажатое в руках Намджуна тело. И оно омерзительно. Юнги ненавидит себя, свою сущность, свою слабость и неспособность постоять за себя. Ему начинает казаться, что его, как личности, больше нет, и смерть после этого не кажется чем-то стыдным и страшным. Он ведь теперь и так никому не будет нужен. Чимин больше не взглянет на него. Никто больше не подойдет к помеченной омеге. От осознания того будущего, которое его ждет, все те ремни, словно держащие парня целым, лопаются и разлетаются, и слезы брызгают из глаз Юнги. Он смотрит. Он делает то, чего требовал Ким, ломая его палец: он смотрит, не отрываясь, но не видит. Юнги ничего не видит перед собой от застилающих глаза слез.

— Тот, о ком ты думал, бракованную омегу больше не примет, да? Поэтому ты плачешь?

Намджун даже не понимает, как его слова, точнее слово «бракованный», делают больно Юнги. Всю жизнь омегу преследовало это проклятое слово, и всю жизнь он ему сопротивлялся, но теперь уже все. Сейчас Юнги всего лишь изломанная, выброшенная и никому не нужная кукла. Бракованная. Это официально теперь его первое имя. Ким замирает на секунду, смотрит на задыхающегося паническими рыданиями парня и злится.

— Ты, сука, я тебе палец сломал, бил тебя, но ты не плакал. А из-за какого-то урода ты плачешь? — Ким сам не замечает, что переходит на ядовитые, граничащие с криком, ледяные интонации в голосе. И это куда хуже, чем просто крик, каждый звук методично обрубает истрепавшиеся капроновые ниточки той марионетки, какой Юнги безвольно деревенеет у него в руках. Хочется добить. — Так вот, поздравляю, единственный и последний альфа на земле, которого ты будешь знать настолько близко, как сейчас — это я. Никто не подойдет к помеченной мной омеге, ну а мне ты нахуй не нужен. Доигрался? — каждое слово Кима долетает точно в цель, оставляя кровавые полосы на сердце омеги.

Юнги уже совсем не сдерживается, поворачивает голову влево, зарывается носом в подушку и плачет. Намджун прав. Все, что говорит альфа, правда. Он доигрался. Все, чего ему хочется в действительности — это умереть. Чтобы забытье накрыло с головой, отшибло память, только бы залечь в сырую землю и отключиться. Самое главное - не чувствовать. Юнги не хочет ничего чувствовать. Он этого не поднимет. Он не справится. Мин лежит, всхлипывает и позволяет Киму терзать свое тело. Разрешает переворачивать, фиксировать, как хочет, давить на поясницу, заставляя максимально прогибаться, и глубже насаживать. Разрешает Намджуну все, и он этим безмерно пользуется. Ким вертит омегу, как хочет, трахает долго и с оттяжкой. Оставляет следы своих пальцев везде. Все уже не имеет значения. Теперь Юнги никто. Он помеченный ненавидящим его и ненавистным ему альфой. Патовая ситуация. И Мин в центре этого марева.

Сколько еще его трахает Намджун, Юнги уже не помнит. Мин упивается своей болью. Она больше и сильнее той, что растекается жидким разъедающим металлом вниз по запястью от сломанного и уже опухшего пальца до самого локтя, и куда шире всей той мученической пытки, которую причиняет Намджун его телу. Эта боль внутри. Она черной дырой засасывает в себя последние надежды, мечты и веру во все лучшее. Она превращает Юнги в пустую оболочку, внутри которой уже нет даже ненависти. Нет ничего. Мин Юнги полностью выгорает изнутри и оседает пеплом на свои собственные ладони, которые когда-то он мечтал обагрить кровью Ким Намджуна. Но альфа побеждает и на ладонях Юнги отныне может быть только его собственная кровь.

Мин открывает глаза, только когда альфа встает с постели. Юнги словно сквозь туман видит, как Намджун, закурив сигарету, говорит с кем-то по телефону. Потом в комнату заходят несколько альф, и Мин дергается, пытаясь прикрыть свою наготу, но самостоятельно ничего сделать не может. Он все еще ощущает себя распятым, прибитым за руки к постели. Мина наспех одевают чужие незнакомые альфы, и он чувствует, что ему уже плевать. На все: и на то, что он в таком унизительном виде перед чужими людьми, и на то, как их руки шарят по его сломленному, раздавленному телу в попытках натянуть обратно стащенную с него одежду. Плевать. Юнги выволакивают за дверь. Намджун остается. Он даже не поворачивается в сторону омеги, а стоит в сторонке, демонстративно спокойно курит и смотрит в окно. Мина тащат вниз по лестнице и пихают в автомобиль.