Она первая потянулась к нему. Положила дрожащие ладони на его плечи, почти вслепую нашла его губы, удивительно мягкие, нежные и очень, очень горячие. В большой мере это было эгоистичное желание согреться, украсть немного его жара, растопить застывший воск собственного холода – и Кайтен попыталась осуществить это, глубоко внутри боясь, что Виктор не поймет и оттолкнет ее.
Он отстранился. Но лишь на мгновение, чтобы, увлекая Кай в квартиру, закрыть дверь. Чтобы затем прижать ее к стене с поцелуем, который выражал больше, чем способны были в эту минуту любые слова.
Она дрожала от холода, он умирал от жара, и сама вселенная направила их желания друг к другу.
8
Джун
Из окна открывался вид на небольшую площадь. Хотя всерьез назвать площадью куцый пятачок между двумя торговыми центрами было бы слишком великодушно. Стиснутый громадами высоток и облепленный по периметру рекламными экранами, он нагонял на Джуна смертельную тоску.
Как и его рабочие обязанности.
Терминал нещадно тормозил – в последнее время в Цитадели тормозило почти все. Неизвестные террористы постарались нагрузить Гармонию целым рядом проблем, среди которых проблемы с электричеством лидировали. Джун старательно делал вид, что события последней недели его не затронули: распределял заказы по дополненностям, изредка ругаясь и переподключая машину к проводной сети.
Маркс был одним из трех «переходных» уровней в Цитадели, где сепаранты и пользователи сосуществовали в полноценном симбиозе и чувствовали себя одинаково свободно. Пользователи приезжали сюда ради шопинга и развлечений. Сепаранты заправляли всем этим. Вершина карьерной лестницы многих сепарантов находилась на уровне Маркса.
Джун был закреплен за службой доставки пиццы. В свои дневные смены он работал курьером, а ночные, которые старался брать пореже, простаивал за терминалом. Свежая пицца нужна была Цитадели двадцать четыре часа в сутки.
Периодически Джонар, ворча, садился за отчеты для службы занятости: Гармонии важно было знать, что все сепаранты при деле. Отчет с положительной характеристикой был необходимым условием, чтобы получать от Гармонии бонус в виде спонсора и дополнительных талонов раз в месяц. Джун не сомневался, что Кайтен не бросила бы его, даже потеряй он свою отупляющую работу в бурных потоках конкуренции; но здравомыслие и опыт подсказывали, что прятаться от закона следует у него на виду.
Каморка с терминалами обслуживания находилась прямо над кухней, поэтому все здесь, от пластмассовой мебели и до незамысловатых штор, пропахло пиццей. Стены временного здания были не особо плотными: его проектировщик отчаянно экономил сгелитий, и звенья едва соприкасались. Заливать промежутки бетоном было нельзя – преступление против благополучия Цитадели, – а дешевая обшивка, прикрывавшая их, легко пропускала запахи. Так что аппетитный на первых порах аромат свежеиспеченной пиццы за три года превратился для Джуна в невыносимую вонь, от которой увы, деться он никуда не мог. Особенно сейчас.
Ему ничего не оставалось, кроме как свернуть деятельность Монстра и явиться к Джонару с мольбами позволить ему вернуться на работу. После того как босс едва ли не пинками прогнал его в последний раз, на успех Джун особо не рассчитывал. К счастью, ему повезло.
На пороге операторской в который раз за смену появился крепкий суровый бородач с крупным, явно не раз переломанным и кое-как сросшимся носом. Гораздо естественнее он смотрелся бы в баре – выволакивающим за дверь разбушевавшихся клиентов. На Джонаре был тесноватый в груди фартук с символом «Пиццериссимо» – усатой лаской в поварском колпаке и с кругляшом пиццы на подносе. Часы показывали четыре утра, фартук он нацепил поверх пижамы, и Джун прикусил язык, чтобы не сказать ничего язвительного на этот счет.
– Пришел убедиться, что ты работаешь.
Неестественно лиловые глаза Джонара хищно просканировали помещение. В отличие от золотистого протеза Кайтен, никогда не вызывавшего особого отторжения, имплантами Джонара можно было пугать детей.
– Я думал, у нас в команде «Пиццериссимо» доверительные отношения, – сказал Джун. – Это прописано в «ценностях компании», я вчера перечитывал.
– Сколько ты смен прогулял за последний год? Пятнадцать? Двадцать? Доверительные отношения закончились на второй. Если бы Гефеста не вступалась за тебя, сопляка, дорога сюда тебе была бы закрыта.
– Но мне нужен был творческий отпуск, – возразил Джун. Джонар даже не улыбнулся этой попытке растопить лед юмором.
– Вот почему я никогда не хотел детей.
Не успел Джун ответить, как из темноты проема вышла высокая женщина. Ее седая коса была перекинута через оба плеча, как серебристое ожерелье.
– Не гноби мальчика, Джо, и иди спать. – Гефеста не застала начала разговора, но мгновенно поняла, в чем дело. Тонкие губы растянулись в улыбку, уголки которой никогда не приподнимались. – Помнишь, каким ты сам был в его возрасте?