Монстр

– Что я могу сказать? В прошлой жизни я был романтиком, – едко прокомментировал он, но у меня его тон вызвал только еще одну улыбку.

– Но скажи, в чем подвох? – все же заставила себя спросить я. – Слишком все хорошо, а момент не располагает. Поэтому должен быть подвох.

Лицо Маркуса стало серьезным. Он отставил в сторону бокал и вздохнул.

– Антуан заходил, пока ты спала. Мы поговорили о перспективах Зверя. И сошлись на том, что меня нельзя отсюда выпускать. Нельзя оставлять в живых.

Внутри что-то оборвалось, но я не могу сказать, что удивилась. Я гнала эту мысль подальше все время, но в глубине души знала, что Антуан и Корпус решат так. И этот ужин… все поведение Маркуса было похоже на прощание. Словно он хотел оставить о себе хотя бы одно относительно светлое воспоминание.

Но я не могла это принять.

– Так нельзя, Маркус…

– А как можно, Нелл? – с вызовом спросил он. – Как? Оставить меня здесь? – Он обвел рукой комнату. – Я прожил здесь больше двух месяцев, приятного мало. И я знаю, что будет только хуже. Отпустить и всю жизнь водить за собой на веревочке? Тоже маловероятно, потому что не дает гарантии, что я не убью того, кто водит. Просто наплевать на все те жизни, которые я отниму? Или как?

– Я не знаю, – мой голос дрогнул то ли от сдерживаемых слез, то ли от злости и обиды. – Но я уверена, что такое решение нельзя принимать второпях. Надо подумать, надо придумать что-то. Должен быть способ. Я не верю, что его нет. Мы вообще не можем быть уверены, что все это правда…

– Это правда, Нелл, – уже мягче возразил он. – Все что говорил Берт… Об удовольствии от убийства – я это все уже познал. Когда убил Рантор, когда убил ту тварь в коридоре. И каори. – Он вздохнул, прикрывая глаза и сжимая кулаки. – Это было по-настоящему приятно. Приятнее, чем что-либо. Эти убийства на какое-то время приглушали злость. Ее я ощущаю постоянно. Она примешивается ко всем моим чувствам и эмоциям, и сдерживать ее с каждым разом все сложнее. Даже когда я впервые держал сына на руках, я злился. Даже когда… был с тобой. Все равно злился. Поначалу я думал, что злость – это реакция на лабораторию, потом на эту комнату и разлуку с Линой, потом на вынужденную работу с вами… Я ждал, что со временем все успокоится и изменится, но теперь понимаю, что этого не будет. Эта злость – не моя. Она его. Я думал, что главная моя проблема в том, что я не могу отделить себя от Маркуса Фроста. Но оказалось, что этот, второй, еще хуже. И моя проблема в том, что я не могу отделить себя от него.

Он замолчал, слез с табурета и вытащил из ящика кухонного стола папку. Нашел в ней распечатку и положил передо мной. Я не хотела смотреть, не хотела читать, но взгляд против воли зацепился за… мою фотографию. Только на ней я выглядела старше. Рядом была другая фотография, которую я уже видела раньше: тело, накрытое простыней, перепачканной в крови. Заголовок статьи гласил: «Последняя жертва Зверя».

– Мы поженились? – удивленно выдохнула я, пробегая глазами текст статьи.

– Да, и ты родила мне двоих детей.

Маркус снова сел напротив, бросая папку на стойку рядом с нами.

– Знаешь, я сказал Антуану, что не хочу становиться монстром и убивать всех этих людей, но я солгал. Честно говоря, мне плевать на всех этих людей. Кроме моей последней жертвы.

Я подняла на него удивленный взгляд. Он криво улыбнулся.

– Не знаю, может быть, это твой Фрост во мне говорит, но я не хочу однажды причинить тебе вред. Как не хочу, чтобы от моей злости однажды пострадал мой сын.

Маркус помолчал немного и потом продолжил уже совсем другим, каким-то незнакомым голосом:

– Я ничего не выбирал в своей жизни, Нелл. Не просил меня создавать. Не хотел быть ни подопытной крысой, ни оружием в чьих-то руках. Я даже не хотел оставаться работать в Корпусе, пытаясь заменить вам прежнего Фроста. Ты лучше меня знаешь, что это был выбор без вариантов. Но если мне дано хоть что-то в этой жизни решить за себя, если я могу хоть что-то выбрать, я выбираю не быть Зверем. Я хочу уйти сейчас, пока я – это я. Пока я могу себя контролировать. Пока могу любить сильнее, чем злиться и ненавидеть. Я хочу, чтобы ты запомнила меня таким, – он сделал неопределенный жест, имея в виду наш ужин. – И может быть, тогда ты сможешь вспоминать меня с теми же теплыми чувствами, что и его.

Я знала, что должна возразить. Найти слова, найти аргументы. Убедить его подождать. Но горло перехватывало, а в голову не лезло ни одной дельной мысли.

Его желание было мне понятно. Он имел право на это решение, а я не могла предложить ему адекватной альтернативы. Мы потратили много сил, пытаясь подавить хамелеона, и остановились тогда, когда исчерпали варианты.

– А как же Коннор? – спросила я единственное, что могло его удержать. – У него ведь никого не останется, если ты умрешь.

Маркус несколько томительно долгих секунд смотрел мне в глаза, прежде чем признаться:

– Вообще-то я надеялся, что у него останешься ты. Что ты о нем позаботишься. Потому что… генетически он и твой ребенок тоже.