Его глаза, кажется, темнеют.
— Скажи мне, что собиралась сказать. Я
— Красивый, — выпаливаю я, чувствуя, как мои щеки вспыхивают в холоде этой странной комнаты. — Ты… потрясающий.
Я вдыхаю здешний запах плесени, но также и его аромат потемневших роз и земли, опасный и удивительно соблазнительный.
— Это я собиралась сказать, — бормочу я, но выражение его лица совсем не меняется.
Саллен ничего не говорит. Ничего не делает.
Мне хочется закричать и силой вырвать слова из его надутых губ.
Он просто смотрит на меня так, будто ненавидит за комплимент. Или, может… будто никогда раньше не слышал ничего подобного.
Проходят секунды. Минуты. Мое лицо пылает в этой холодной комнате, и я больше не могу выдерживать сверлящий взгляд Саллена.
Я делаю еще один шаг назад, обводя взглядом цементный пол, весь запачканный грязью и обсыпавшейся с потолка штукатуркой. Я на одну-единственную секунду оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть на ночник рядом с черным ящиком. Теперь я вижу, что он совсем не жуткий, просто неуместный. Скучный и невзрачный, излучающий бледно-желтое свечение, и я понятия не имею, зачем он здесь. Не похоже, чтобы им можно было что-то украсить. Ночник весь покрыт пылью, но коробка кажется безупречно чистой. Саллен принес ее сюда заранее? Что там внутри?
— Что это за комната? — спрашиваю я, поскольку он продолжает молча стоять, и снова поворачиваюсь к нему лицом.
Комната довольно маленькая, и хотя позади меня виден закуток, за которым будто бы есть дверь, сейчас мне неинтересно пробираться дальше по этому подземному аттракциону ужасов.
Я убеждаю себя, что, пока Саллен не попытается силой усадить меня в это кресло, я больше не буду убегать.
— Зачем здесь ночник? — не унимаюсь я, скрестив руки так, чтобы они немного прикрывали мою талию. Я думаю о синяке от иглы и не могу заткнуться. — Что в этой коробке? Что ты мне вколол?
Выражение его лица меняется, морщинки вокруг глаз слегка разглаживаются, как будто мысль о том, чтобы накачать меня наркотиками, успокаивает Саллена. Вместо отвращения он смотрит на меня так, словно я самый интересный человек на планете, и все же ему хотелось бы меня придушить. Или усыпить до того, как он меня прикончит.
Я собираюсь задавать вопрос за вопросом, пока Саллен, наконец, не выберет какой-то из них для ответа, но он приоткрывает губы, и я замираю в ожидании.
— Штейн уехал, — неуверенно говорит он. — Вот почему я вернулся. Он взял своих злейших охранников и уехал впервые за… долгое время.
Мне хочется захлопать в ладоши от того, что я получила хоть какой-то ответ. Но только еще больше запуталась.
— Штейн был с тобой? С какого времени? Он только в апреле ушел в отставку. Где ты был до этого?
— Недалеко, — медленно отвечает Саллен на последний вопрос, и я воспринимаю как победу то, что он вообще отвечает.
— Штейн живет с тобой? Почему ты вообще исчез…
— Садись в кресло.
Я, стиснув зубы, смотрю на эту конструкцию: нижняя часть загнута вниз, широкие подлокотники со свисающими с них бежевыми ремешками, металлические пряжки. Есть дополнительные ремни для пояса, груди и ног. Это не стандартное кресло. Ни одному дантисту не сошло бы с рук подобное дерьмо.
Единственный плюс в том, что, насколько я вижу в этой почти пустой комнате, над креслом нет лампы и никаких орудий пыток. Хотя они могут быть внутри этой коробки.
— Что ты со мной сделаешь? — тихо спрашиваю я, возвращая свой пристальный взгляд к Саллену.
— Завтра я должен вернуться.
Мое сердце замирает, и я открываю рот, чтобы сказать ему, что этого не произойдет, но он продолжает.
— Я хочу прикоснуться к тебе. Хочу, чтобы ты со мной поговорила. Но я не смогу ответить ни на один из твоих вопросов, если все это будет происходить вот так.
— Почему нет? Именно так нормальные люди и…
— Перестань употреблять при мне это слово.
— Значит, ты привязываешь меня и тыкаешь всякой хренью, а я могу задавать тебе вопросы?
Саллен кивает.
— Да.
В его представлении это так просто. И я знаю, что ему двадцать три, как и мне, но в некотором смысле он как будто младше. Как будто, несмотря на все перенесенные им ужасы, он был сокрыт и заперт таким, каким был.
Я думаю о его руках, сжимающих горло охранника. То, как он вывернул мужчине запястье.
Ну, может, "сокрыт" — не совсем подходящее слово.
— Это странно, Саллен.
Он на секунду закрывает глаза. На две. Саллен кажется таким уязвимым, что мне хочется преодолеть разделяющее нас расстояние. Обхватить руками его сильное тело.
Но я не двигаюсь, и он, моргнув, открывает глаза.
— Знаю, — наконец говорит он. — Но мне это кажется