Монстр с нежным сердцем (СИ)

Некоторое время Гарри бессознательно брел куда-то сквозь снега, слепо подчиняясь инстинкту самосохранения: движение — жизнь… Тело уже не дрожало, всё тепло закончилось, зубы по ощущениям превратились в фаянс и, казалось, сейчас раскрошатся, на ресницы налипла корочка льда, заставляя часто моргать, чтобы веки не слиплись. По щекам тянулись ледяные дорожки, хоть Гарри и не плакал — слезы лились сами, как это всегда бывает на морозе.

Гарри шел в никуда, автоматически переставляя ноги, съежив плечи и обняв себя руками. Шел и тупо думал. Что случилось с палочками? Почему они стерлись в пыль? Куда его забросила магия? И почему его вообще куда-то закинуло? А ведь было всё так хорошо и понятно: Темный Лорд пал, война закончилась, сейчас его обнимут друзья, народ вокруг пошумит восторженно, отведут Гарри в зал и начнут чествовать героя. Потом мы вспомним о погибших, соберем, похороним и почтим их память… А вместо этого вот это…

Гарри остановился и с тоской посмотрел вперед — всё то же: безжизненная ледовая пустошь. Подняв руку, отер с ресниц новую порцию наледи, мимоходом отметив, что очков на нем нет. Подумав, вспомнил, что снял их и положил в карман курточки. Мимолетно удивился плывущему сознанию — что с памятью стало?

Но холод убивает не сразу. Остывая, человеческое тело борется со средой, мобилизует все ресурсы, затем начинает экономить остатки и сдаётся только в самом конце. Сначала сужаются кровеносные сосуды, ограничивая приток горячей крови к не очень жизненно важным конечностям: не до жиру, хватило бы для сердца и мозга. Это явление называется вазоконстрикцией. Затем поднимаются волоски на теле: организм пытается из небогатых человеческих материалов сделать теплоизолирующую шубу. Человек начинает дрожать по-другому: мышечные волокна бесконтрольно сокращаются в попытке согреть тело. Гарри ранее не замерзал почти насмерть и ему такая дрожь была совершенно незнакома — это уже настоящие конвульсии, а не лёгкое подрагивание в морозный вечер. Дрожь продолжится, пока в мышечных клетках не закончатся запасы глюкозы. Потратив же на судороги все запасы энергии, когда их становится недостаточно для того, чтобы поддерживать активность мозга — самого ценного органа, вазоконстрикция сменяется отчаянной попыткой организма согреть остывшие руки и ноги: кровь, до сих пор сосредоточенная вокруг внутренних органов груди и живота, а также мозга, вдруг устремляется по расширившимся сосудам к конечностям, и человеку становится… жарко.

Поначалу это Гарри обрадовало — стало так тепло, так хорошо… Помутненный рассудок отключился напрочь: непослушными пальцами Гарри попытался расстегнуть куртку, чтобы снять и погрузиться в спасительное тепло. Вот только тепло-то было иллюзорным, оно обманывало умирающий организм, медленно и верно подводя к последней черте.

Начались, судя по всему, предсмертные галлюцинации: возникло странное ощущение полета, до отупевшего мозга Гарри не сразу дошло, что его кто-то куда-то несет. Потом пришла боль, дикая, ноющая, мириады раскаленных игл вонзились в кожу рук и ног. Лицо словно окунули в кипяток. Это замороженный организм отогревался и возвращался к жизни, по венам снова бежала кровь, разгоняя тепло по сосудам.

Лежал Гарри непонятно где — матерчатый потолок был над самой головой… Нет, не так, Гарри был завернут во множество тряпок, шкур и мехов. Поняв это, он попытался поднять руку, чтобы раздвинуть материю и выглянуть наружу хоть одним глазком и вдохнуть свежего воздуха, но увы, он был спеленат, как младенец. Подергавшись и не добившись никаких результатов, Гарри сдался и покорно продолжил потеть и отогреваться. И гадать о том, кто его спас. Думал он об этом с радостным удивлением — даже посреди пустыни его нашли, спасли от смерти и отогрели! Как же это здорово — проснуться после вечного сна и обнаружить себя живым!

Кто-то коснулся его, размотал с лица тряпки, отчего в ноздри хлынул морозный свежий воздух. Приподняли голову под затылок. Ко рту поднесли деревянную плошку. Гарри послушно вытянул губы и вобрал немного жидкости. Умеренно горячий чай, пахнущий травами, чуткий нос различил мяту, смородиновый и малиновый дух, теплая волна разлилась по внутренностям, вышибая последние остатки холода и боли.

Вот теперь можно рассмотреть лицо спасителя. Оно прекрасно. Мертвенно-белое, словно припорошенное мукой, сеточка мельчайших морщинок покрывает каждый миллиметр кожи. Гарри влюблен в спасителя и не видит ничего странного или противоестественного в мертвенной бледности. Всё его существо занимают глаза, льдисто-синие, самые прекрасные глаза на всём белом свете. Глаза спасителя.

Глаза смотрят настороженно и вместе с тем внимательно-испытующе, словно сомневаясь, что Гарри ожил и действительно шевелится, дышит, пьет чай. Чем-то смущен спаситель.

Это беспокоит Гарри, тревожит его воспаленное самолюбие. Нехорошо, что добрый человек чем-то встревожен! Уйдите прочь, тревоги, не трожьте моего друга!..