Монстрячий взвод

По-настоящему Уоззи звали Алисой, призналась она, пока копала, но сложно было называть так невысокого тощего паренька с ужасной стрижкой, который совершенно не умел обращаться с лопатой и постоянно, разговаривая, стоял слишком близко к тебе и смотрел прямо на левую часть твоего лица. Уоззи верила в молитву. Она верила во все. И потому было несколько… неловко разговаривать с ней, если ты сам не веришь. Но Полли казалось, что она должна попытаться.

— Сколько тебе, Уозз? — спросила она, выгребая грязь.

— Д-д-девятнадцать, Полли, — ответила Уоззи.

— Почему ты завербовалась?

— Так мне сказала герцогиня.

Вот поэтому люди не слишком-то и говорили с Уоззи.

— Уозз, ты ведь знаешь, что носить мужскую одежду Отвернуто Нугганом, так?

— Спасибо, что напомнила, Полли, — без намека на иронию произнесла Уоззи. — Но герцогиня сказала, что ни одно из моих действий во время моего Пути не будет Отвергнуто.

— Путь, да? — Полли пыталась придать голосу бодрости. — И к чему же ты идешь?

— Я должна принять командование армией, — ответила Уоззи.

На затылке Полли волосы встали дыбом.

— Правда? — спросила она.

— Да, герцогиня вышла из картины, когда я спала, и сказала, что я должна сейчас же идти в долину Нек, — продолжила Уоззи. — Матушка говорила со мной, Озз. Она приказала мне. Она направляет мои шаги. Она освободила меня от гнусного рабства. Как это может быть Отвергнуто?

У нее меч, подумала Полли. И лопата. Надо быть осторожнее.

— Это мило, — произнесла она.

— И… я должна сказать, что… я… никогда в жизни не чувствовала такую любовь и товарищество, — искренне продолжала Уоззи. — Эти последние несколько дней были самыми счастливыми в моей жизни. Вы все были так добры, так нежны ко мне. Матушка ведет меня. Она ведет всех, Озз. Ты тоже в это веришь. Так ведь? — в свете луны на ее щеках блестели слезы.

— Эм, — сказала Полли, пытаясь найти выход от вранья.

И она нашла его.

— Э… ты ведь знаешь, что я хочу найти своего брата? — спросила она.

— Ну, это делает тебе честь, герцогиня знает, — быстро ответила Уоззи.

— И, ну… я делаю это ради «Герцогини», — добавила Полли. — Я думаю о «Герцогине» все время. — Ну, это было правдой. Просто это не было честно.

— Я так рада это слышать, Озз, ведь я думала, что ты неверующая. Но ты сказала это так убедительно. Может, сейчас будет правильным опуститься на колени и…

— Уозз, ты стоишь в могиле, — произнесла Полли. — Всему свое время, понимаешь? Давай вернемся к остальным, а?

Самые счастливые дни в своей жизни девчонка провела, бродя по лесу, выкапывая могилы и скрываясь от солдат? Хуже всего было то, что мозг Полли постоянно задавал вопросы, на которые она совершенно точно не хотела бы знать ответов.

— Значит… герцогиня все еще говорит с тобой, да? — спросила она, пробираясь сквозь темный лес.

— О, да. Когда мы были в Плоцзе, спали в бараке, — кивнула Уоззи. — Она сказала, что все идет правильно.

Не спрашивай, не задавай следующий вопрос, говорила частичка ее мозга, но Полли не обратила на это внимания из одного только ужасающего любопытства. Уоззи была милой — ну, вроде того, с несколько пугающей стороны — но говорить с ней было все равно, что сдирать корочку с болячки; ты знаешь, что будет под ней, но все равно сдираешь.

— Ну… а чем ты занималась в миру? — спросила она.

— Меня били, — натянуто улыбнулась Уоззи.

Во впадине рядом с тропой закипал чай. Некоторые из отряда несли караул. Никому не улыбалось, чтобы вокруг шныряли люди в темных одеждах.

— Салуп будете? — спросила Шафти, протягивая кружки. Несколько дней назад они назвали бы это «сладким чаем с молоком», но даже если они не смогли пока еще освоить приемы маршировки, манеру разговора они намеревались изучить очень быстро.

— Что происходит? — спросила Полли.

— Не знаю, — ответила Шафти. — Сержант и руперт ушли вон туда с пленником, но никто не говорил нам, о чем стонать.

— Скорее, «ворчать», — произнесла Уоззи, беря чай.

— Как бы то ни было, я и им сделала по кружке. Сможешь что-нибудь узнать, а?

Полли проглотила свой чай, взяла кружки и поспешила прочь.

На краю оврага, прислонившись к дереву, стоял Маледикт. И вот что было странным в вампирах: они никогда не выглядели потрепано. Они были… как же это называется… deshabille.[11] Это значит, неаккуратно, но, тем не менее, очень и очень стильно. Куртка Маледикта была расстегнута, а пачка сигарет заткнута за ленту на кивере. Он отсалютовал арбалетом, когда она прошла мимо.

— Озз? — позвал он.

— Да, капрал?

— Там кофе есть?

— Прости, капрал. Только чай.

— Черт! — Маледикт ударил по дереву. — Эй, а ведь ты бежала прямо к тому, что пытался проглотить книгу. Прямо к нему. Почему так?

— Просто удача, — сказала она.

— Ну да, конечно. Попытайся еще раз. Я отлично вижу в темноте.

— Ох, ладно. Ну, тот, слева, побежал, а тот, что был в середине, бросил трубу и достал меч, но третий, справа, посчитал, что положить что-то в рот куда важнее, чем драться или бежать. Удовлетворен?

— И ты продумала все это за пару секунд? Очень умно.

— Да, верно. Теперь, пожалуйста, забудь, хорошо? Я не хочу, чтобы меня замечали. Мне просто надо найти брата. Ладно?