— Признаюсь, я тоже раньше разделяла его точку зрения, — засмеялась она. — Побывав на войне, увидев всю мерзость и грязь, что есть в мире, теряешь способность верить в лучшее. Ты ее не потеряла, в этом, пожалуй, твоя самая большая проблема. Людям нельзя доверять, никому и никогда.
Последняя фраза определенно прозвучала с намеком, так что невольно съёжилась. Что она ещё себе надумала? Что я с монстром спелась? Так и знала, стоило все рассказать, и она бы сразу решила, что я переметнулась.
— А я и не доверяю, — обиженно насупилась, — а предпочитаю надеяться на лучшее и не отчаиваться. Это разные вещи.
— Да, немного надежды нам бы не помешало, — соглашается Настасья, звякнув кандалами.
— Так мы сможем выбраться отсюда сегодня? — перевожу тему разговора на более насущную.
— От меня это не зависит, — мрачно отвечает мне она, а затем замолкает от скрипа двери в подземелье. Кто-то спускался к нам.
Выглянув, увидела двоих — Айгуль с небольшим серебряным подносом в руках и Маратика, идущего за ней следом. Вторая жена монстра подошла к моей камере и, после короткой заминки, поклонилась мне, едва не выронив с подноса небольшую тарелочку, но разлив воду из нее на поднос. Заместитель также подошел к моей камере и открыл ее большим старым ключом, после чего бросил в меня сапогами. Возможно, я бы в другой ситуации и обиделась на него, но это были мои сапоги! Те самые, которые после этих ужасных тапочек я и не надеялась увидеть.
— Хатун, — неловко позвала Айгуль, а я чуть ли не прыгала от радости, тут же надевая сапоги на ноги. — Госпожа, как ваша рука, болит еще? Может сначала перевязать руку?
Моя радость от вновь приобретенной обуви куда-то мгновенно улетучивается, и на её место приходит подозрение, и следом возникает резонный вопрос: откуда она знает о руке? Так, не хватало ещё снова взывать к своей гениальной теории о связи с монстром. Синяк, может, увидела просто?
— Зачем она здесь? — спрашиваю у Маратика, который на удивление мрачен и молчалив.
— Хан приказал обработать вашу рану, — улыбается Айгуль, отвечая на вопрос вместо заместителя.
Слегка скривив красивый ротик, заходит в мою камеру и опускается на корточки рядом со мной, ставя поднос на пол, протягивает ко мне свои чистые руки без намека на мозоли и шрамы. Даже на вид кожа её рук мягкая и гладкая, словно атлас цвета слоновой кости.
— Прошу, позвольте мне выполнить поручение Хана, — просит она, но её взгляд говорит совсем о другом.
Протягиваю ей раненную руку, в засохшей крови, грязи и ржавчине с решетки. Ледвижка медлит, прежде чем коснуться меня, что вполне понятно, судя по всему, она в жизни не бывала в подобных местах и ничем подобным тоже не занималась. Сомневаюсь, что она держала в руках за всю свою жизнь что-то тяжелее этого подноса.
— Господин так переживает за вас, Хатун, нельзя расстраивать мужа, — приговаривает жена со вторым порядковым номером, вкладывая в эти слова явный для нас подтекст.
Наконец, взяв меня за руку снизу, она принялась свободной рукой смачивать шелковые салфетки в воде и смывать кровь и грязь с ладони. Для первого раза справлялась она неплохо, боли я почти не чувствовала. Маратик же, как наблюдатель, стоял за решеткой и не вмешивался в процесс и, кажется, старательно пытался не смотреть на соседнюю камеру. Причем именно его старания не смотреть туда были очень заметны, поскольку он неестественно высоко поднял подбородок и склонил голову в бок. Руки при этом сцепил в замок за спиной, с нейтральным выражением лица смотря то ли на нас с Айгуль, то ли в никуда. Кошка, что ли, между ними пробежала? Так, я снова слишком романтизирую их непонятные отношения.
— Ваше платье тоже испорчено, — приговаривает ледвижка после того, как очистила мою руку от запекшейся крови.
Пока она с усилием открывает маленькую коричневую баночку, осматриваю свою ладонь. Теперь там должен красоваться порез в виде креста, но его там нет, видна лишь одна вертикальная линия свежего пореза. Почти заживший рубец от маленького кинжала монстра исчез, словно и не было его никогда. Нахожу взглядом Маратика, но не могу понять, о чем он сейчас думает. В их разговоре с монстром упоминалось подобное, только вместо слова шрам использовалось слово «отметина». Возможно это что-то наподобие колец в нашем мире? Неспроста же один шрам пропал, стоило поранить руку чужой Гардой. У нас также кольца меняют в случае второго брака, после смерти первой пары.
— Эй! — звонко и с воинственными нотками в голосе выкрикивает Настасья, а затем слышу, как громко громыхают ее кандалы о решетку. — Ты!
Ни капли не сомневаюсь, к кому моя подруга обращается, но все же поворачиваюсь, чтобы посмотреть на лицо Маратика. Смотрите, какую маску невозмутимости надел на лицо, а уши-то лиловые!
— Я к тебе обращаюсь! — Настасья поднялась на ноги и протянула руку сквозь решетку, маня серенького к себе. — Иди сюда.
И ведь Маратик взял и подошёл к ней, почти к самой решетке подошёл. От такого поворота я немного оторопела, да ещё Айгуль что-то с лекарством медлит, то ли открыть баночку с мазью не может, то ли что ещё.