Монструм

– Ну, мало ли. Вдруг отправит Максимуса на проверку и докажет его невиновность. И от Дана можно всякого ожидать. А Паскаль тянуть не любит, все-таки скоро Смотрителем станет кто-то другой, кто вряд ли оставит указ об обнулении в силе.

Переваривая услышанное, Фри отвела глаза. Стефан же обливался ледяным потом. Все зависело от того, догадлива ли Фри в нужной ему степени, иначе придется обдумывать более хитроумный план, и быстро – обнуление новенького не за горами.

Тут Фри засобиралась. Она подхватила пожитки, перепрыгнула через ограждение и пошла к выходу, не удостоив Стефана даже взглядом на прощанье. Стоило ей скрыться, как он облегченно выдохнул. Главное, чтобы Фри пришла нужная мысль. Безумия ей и Дану непременно хватит. Тогда это уже не его забота, а их. Теперь Стефан беспокоился лишь об одном: насколько больно ему будет, когда все случится?

Глава V Общими силами

Меня поместили в карцер – неприятную белую комнату, от яркого освещения которой резало глаза. Наручники не сняли, они жгли запястья каждый раз, когда я пытался раздвинуть руки. В помещении не было ничего, кроме стальной скамьи и еле зримого барьера, который должен был отделять мою часть комнаты от надзирателя. Я беспокойно мерил пространство шагами, не останавливаясь ни на минуту. Мысли бегали с места на место, словно блохи перепрыгивая образовавшиеся провалы.

Вскоре должна была прийти Ламия. Она намеревалась взять кровь и эфир на анализы. Мысль о том, что протекторы не могли определить меня, не давала покоя. Эфирный след различим у каждого, даже на самых примитивных проверках. Я не переставал думать об этом, старался логически разложить все на составляющие, найти рациональное объяснение произошедшему, но не мог. Потому что забыл большинство законов Эквилибриса. Я понимал, что изучал их, но что толку, если и это у меня забрали?

Вспоминай, Макс, вспоминай.

Я был сплитом, это неоспоримо. Главным врагом протекторов (более высокие ранги темных нам не по зубам). Сплитами их принято называть на языке эквилибрумов – это значит «раскол». Существа, у которых раскололась душа. Моя душа была разрушена, более того – наполнена Тьмой. У приземленных души состоят из равного количества Света и Тьмы. Протекторы, хоть и тоже приземленные, благодаря силе звезд подавляют в себе Тьму до жалких процентов, так что в нас ее, считай, и нет. Как же тогда я пал? Как умудрился расколоть душу до подобного безумия и стать тем, на кого мы – люмен-протекторы – охотились тысячелетиями? Но главное, каким образом мне вновь удалось стать человеком? За всю историю не случалось прецедентов подобному излечению! И что, если я не вернулся в норму полностью?

– Прекрати маячить и сядь!

Надзиратель. Им, словно мне и так было недостаточно бед, оказался Стефан. На вид ему было лет двадцать, а то и чуть больше. По обыкновению неопрятный – мятая черная рубашка, форма в грязи; высокий – чуть выше меня. Мраморное лицо, на котором легко читалась каждая эмоция, оказалось омрачено усталостью и отвращением. Всклокоченные волосы блестели на свету, открывая бледный лоб.

Юноша сидел в углу, по ту сторону барьера, прислонив спинку стула к стене, и балансировал на двух его ножках. Он одарил меня порцией презрения, после чего вернулся к книге.

– Паскаль сказал, когда меня обнулят?

К моему удивлению, Стеф вопрос не проигнорировал, хоть и не оторвался от чтива.

– Ровно через сутки, – проворчал он. – Столько времени он дал цирку из манипуляционного отдела на эксперименты. Те еще свято верят, что в тебе есть что-то светлое.

– А ты?

– Что? – Стеф бросил на меня рассерженный взгляд поверх книги.

– Ты считаешь, что во мне есть Свет? – напрямик поинтересовался я. – В отличие от остальных двух бугаев, ты остался сторожить меня тут, а не за дверью. Не думаю, что тебе было бы приятно находиться с темным в одной комнате. Даже при наличии барьера.

– Я считаю, что ты создаешь для меня отвратительную кучу проблем, – буркнул Стефан, переворачивая страницу. – Мне в любом случае тошно тут торчать. Просто я не люблю неожиданностей. Да и Паскаль на меня обозлился, потому и отправил сюда. Но светлый ты или темный – плевать. Выкинешь глупость, и я тебе что-нибудь прострелю.

Сомнений в том не было: к рабочему поясу Стефа всегда крепилось несколько контейнеров с сияющими сферами светозарного огня, а в набедренной кобуре лежал пистолет, заряженный как пулями, так и заключенным в шар огнем.

За стеной послышалась какая-то возня. Стеф оторвался от книги. Внезапно дверь гулко отворилась.

– Да я на минуту! Убери руки! – Дан ловко увернулся от стоявшего снаружи адъюта. – Я тебя запомнил!

И тут же захлопнул дверь обратно. После, довольно потирая ладони, он обернулся к нам.

– Ну, как у вас тут дела? – спросил Дан с энтузиазмом.

– Ты что здесь забыл? – напрягшись, грубо спросил Стефан.

– Как будто я не имею права тут быть.

– Вообще-то не имеешь, – веско заметил Водолей, хмуря черные брови. – Давай вали отсюда. Когда твоя рожа в поле зрения, ничего хорошего не происходит.

– Простое совпадение.