Монстры большого города (СИ)

За неимением бинтов приходится укоротить майку. Пока перевязываю рану, меня начинает мутить. Не от вида крови, к ней я давно привыкла, а из-за того, сколько её из меня вытекло. Закончив перевязку, снимаю маску и меняю куртку. Когда добираюсь до квартиры, рука так сильно немеет, что практически перестаю её чувствовать. Только успеваю промыть рану, как слышу настойчивый стук в дверь. Открыв её, вижу Бена с небольшой чёрной сумкой на поясе. Не говоря ни слова, мужчина заходит в квартиру. Мельком посмотрев на руку, которую я не успела перевязать, наставник приказывает мне идти в комнату и лечь на кровать. Так и делаю. Следом за мной приходит и Бен. Сняв сумку, он кладёт её на стол.

— Знаю, как ты не любишь, когда до тебя дотрагиваются, но сейчас без этого не обойтись, — говорит наставник, глядя на мою руку.

Коротко киваю в ответ. Бен сначала прикладывает ладонь к моему лбу, проверяя, нет ли у меня температуры, затем аккуратно берёт мою руку, приподнимает, и внимательно осматривает.

— Выходного отверстия нет. Это плохо. Пуля застряла, и её придётся вытаскивать, — констатирует он после осмотра.

— Вытащи, если сможешь, — бормочу тихим голосом.

Расстегнув сумку, Бен вытаскивает из неё хирургические инструменты и какие-то препараты. Закачав что-то в шприц, мужчина делает мне укол. По телу разливается приятное тепло, дурнота отступает. Сама не замечаю, как отрубаюсь.

Когда прихожу в себя, на улице уже светло. Рука перевязана и слегка покалывает. Бодрый Бен сидит в кресле, и что-то читает в своём телефоне. Заметив на тумбочке стакан с водой, мигом его осушаю.

— Который час? — интересуюсь я, утолив жажду.

— Почти пол-одиннадцатого, — отвечает Бен, не отрываясь от телефона.

— Сколько? Твою мать, я на работу опоздала! Меня теперь уволят! — тут же вскакиваю.

Бен переводит взгляд на меня.

— Никто тебя не уволит. Я позвонил в твой ресторан, представился медработником, сказал, что ты упала с лестницы и повредила руку, и в ближайшие пару дней выйти на работу не сможешь.

— Хватило бы и одного дня, — зачем-то начинаю привередничать.

— Не волнуйся, без тебя ваша забегаловка в грязи не утонет. Лучше расскажи, зачем галерею подожгла.

Теряюсь, и хочу было начать отпираться, но понимаю, что это бессмысленно. Бен видит меня насквозь, и обман сразу распознает.

— Как ты узнал, что это я? — зачем-то уточняю.

— Посмотрел новости, почитал подробности в интернете. Да и время так удачно совпало.

— Какое время?

— Между поджогом и твоим звонком.

Тяжело вздыхаю, и подробно рассказываю о своих злоключениях, стараясь не упускать ни одной детали. Бен внимательно меня слушает, и не перебивает. По его лицу очень трудно понять, злиться он, или нет. С такой выдержкой ему бы в покер играть.

— Видел я скриншоты нескольких его картин. Талантливый был паренёк, — высказывается Бен, едва я заканчиваю рассказ.

— Он это заслужил! Этот больной…

— Я тебя не осуждаю. Просто констатирую сам факт. Рисовать Назери умел. Пока ты спала, я сравнил лица с нескольких портретов с реальными моделями. Сходство идеальное. Скажи мне лучше вот что: в галерее были портреты кого-нибудь из “Паладина”?

— Нет. Назери хоть и псих, но точно не идиот, чтобы так подставляться. Это были другие картины.

— Плохо, что другие.

— Почему? — искренне удивляюсь.

— Если он не уничтожил или не продал кому-то портреты измученных рабынь, скорее всего, они хранятся в его особняке.

— И что в этом плохого? — всё ещё не понимаю, чего опасается Бен.

— В полиции обязательно свяжут пропажу Назери с поджогом галереи. Без обыска точно не обойдётся. Получат ордер, прочешут особняк, найдут картины, начнут выяснять, кто на них изображён, и в какой-то момент наткнутся на твой портрет. Ты ведь сама упомянула, что эту работу Назери считал самой лучшей. От твоего портрета он бы точно избавляться не стал.

Чёрт! Об этом я даже не подумала. А ведь Бен ещё ранее упоминал, что полиция была практически в одном шаге от того, чтобы объявить меня в розыск за самые первые убийства. Сам по себе найденный портрет сложно назвать серьёзной уликой, но если помимо него у копов есть на меня что-то ещё, этого может оказаться достаточно, чтобы начать показывать мою фотографию по всем каналам. Кажется, я серьёзно влипла.

— И что теперь делать? — спрашиваю растерянно, надеясь, что у Бена есть ответ на этот вопрос.

— Тебе — ничего. Отдыхай и набирайся сил. Проблему с портретом я решу сам.

— Извини, что всё так вышло. Не стоило мне сжигать картины. Я сама не знаю, что на меня нашло, — прошу у наставника прощения.

— Что сделано, то сделано. Впредь постарайся держать себя в руках, и прежде чем что-либо предпринять, сначала всё хорошенько обдумай.

Не зная, как выразить благодарность за всё, что он для меня сделал, просто киваю в ответ. А ведь когда-то этот человек собирался разрезать меня на несколько частей, и утопить в кислоте. Похоже, это весь мир сошёл с ума, а не только я. Оставив принесённые лекарства, и проинструктировав, что и в каком количестве мне стоит принять, если моё самочувствие ухудшится, Бен идёт к двери.

— Стой, подожди, — неожиданно окликаю его.