Монстры Лавкрафта

Наблюдая за этой сценой – пусть и не присутствуя там физически, как это бывает во сне, – я убедился, что некоторые номера предлагали чудесное уединение для таких торжеств и празднеств. Их атмосфера – эта неуловимая черта, существовавшая отдельно от составляющих элементов разных форм и оттенков, была сказочно выдержанна, – представляя собой состояние, в котором перепутались время и пространство. За несколько секунд в этих номерах казалось, что минуют целые века или тысячелетия, а крохотное местечко будто могло вобрать в себя всю вселенную. Одновременно с этим их атмосфера словно и не отличалась от той, что царила в старых номерах – высоких и одиноких, которые я знал наяву, – даже если они будто бы граничили с пустотами астрономии, а их окна открывались в бесконечный внешний мир. Затем я начал размышлять – а что, если сам по себе номер не был уникален, а именно жильцы делали его особенным.

Они были полностью завернуты в объемные мантии, однако в местах, где их ткань выступала вперед и сминалась, спускаясь на пол, этих созданий выдавало не только то, что они неестественно располагались на стульях, но и дивные очертания, приведшие меня в состояние парализующего ужаса и ошеломляющего любопытства. Что это были за существа, если их мантии принимали такие непонятные очертания? Из-за высоких угловатых стульев, расставленных в круг, казалось, что они сгибаются во все стороны, словно неустойчивые монолиты. Они будто бы принимали позы, имеющие какой-то тайный смысл, запирая себя в телах, чуждых для земного понимания. Над телами у них располагались головы или, по крайней мере, их верхние части, которые совершенно перекашивались, когда они наклонялись друг к другу, странно кивая в рамках земной анатомии. И именно из этой части их тел исходил приглушенный жужжащий шум, по-видимому, служивший им речью.

Но во сне возникла другая деталь, которая, возможно, была связана со способом коммуникации этих шепчущихся фигур, сидевших в неподвижном свете луны. Из объемных рукавов по бокам каждой из них выступали тонкие отростки, которые будто бы высыхали, и слабые лапы со множеством когтей, сужавшиеся в опущенные щупальца. Все эти жилистые пальцы словно общались, что-то живо и безостановочно обсуждая.

Взглянув на эти отвратительные жесты, я почувствовал, что вот-вот проснусь и вернусь в мир с ощущением ужасного просвещения без точного понимания смысла, без возможности выражения этого знания на каком-либо языке, кроме шепота клятв этой жуткой секты. Но я оставался во сне гораздо дольше, чем обычно. Я и дальше видел, как они перебирали свои сморщенные пальцы, их чрезмерную жестикуляцию, которая, казалось, передавала невыносимое знание, какое-то величайшее прояснение порядка вещей. Эти движения вызывали множество отвратительных аналогий – вращающиеся лапы пауков, жадное потирание усиков мухи, быстрые змеиные языки. Но мое совокупное ощущение в этом сне лишь отчасти походило на то, что я назвал бы триумфом гротеска. Оставаясь в границах этих снов, это было сложное и точное чувство, не допускающее никакой двусмысленности или путаницы, которая успокоила бы человека, видящего сон. Именно видение мира в трансе – параде загипнотизированных тварей-лунатиков для гнусных манипуляций их шепчущих хозяев, этих уродов в капюшонах, которые сами были загипнотизированы, – именно это было передано в мой разум. Потому что была сила, заменяющая их силы, – сила, которой они служили и из которой они происходили. Нечто, бывшее за рамками обычного гипноза в силу собственной легкомысленности и приводящего в трепет слабоумия. Эти хозяева, облаченные в плащи, по очереди участвовали в какой-то божественной церемонии, вяло руководя процессом, будто просветленные и завороженные зомби, обладающие властью над людьми.

И в этот момент своего сна я поверил, что между мной и этими шепчущими воплощениями хаоса, чьего существования я боялся даже при их предельной отдаленности от меня, возникла ужасная близость. Неужели эти существа позволили мне узнать свою адскую мудрость, руководствуясь какой-то зловещей целью, известной только им одним? Или то, что они допустили меня до своей гнилой тайны, было лишь следствием счастливой случайности во вселенной, пересечения вероятностей среди демонических элементов, из которых состоит весь космос? Но все-таки в лицах этих безумцев была истина. Намеренно или случайно, но я оказался жертвой неизвестного, жертвой экстатического ужаса этого понимания.

Когда я проснулся, мне показалось, что вместе с собой я забрал драгоценную частицу этого ужасного экстаза. И неким магическим образом это мрачное кристаллическое вещество вложило свое волшебство в мой образ старого города.