Монстры под лестницей

Сегодня для меня заканчивается лето. Мое первое лето в Амбертоне. Завтра я уезжаю учиться. Я вернусь лишь зимой, когда вся трава пожухнет и уснет под белой пеленой снега. Увижу ли вновь Атту и моих монстров? Непременно. Но я верю, что смогу их вновь отпустить.

* * *

Я сижу на кровати, чемодан собран, в фотокамеру вставлена новая кассета. Впервые я переезжаю один. И впервые у меня есть место, куда можно вернуться. Даже имея ключ от всех дверей, приятно знать, что у меня есть дом, в котором дверь никогда не заперта.

В последний раз оглядываю комнату. Вот платяной шкаф, в котором больше не прячется монстр, да и под кроватью пусто. Даже за окном лишь синее чистое небо нового дня. Такое чувство, что часть меня, тень, оттиск или двойник, сотканный из воспоминаний, отслаивается и прилипает к этому месту. Я навсегда останусь жить в Амбертоне, а Амбертон во мне.

Я вернусь через полгода, но уже немного другим, и привезу отпечаток другого места и всех тех, кого встречу. Иногда мне кажется, что каждый человек – это склейка отпечатков всех тех, кто прикоснулся к его жизни. Сотни, тысячи призраков, застывших проекций и моментальных снимков чужих душ. Как чешуя на луке. И где-то под ними всеми маленький зеленый листочек тебя самого. Маленький наивный монстр, а может – и пустая сердцевина, свернутая из последнего листа – первого отпечатка. Срывая покровы, добираясь до сути, мы испытываем боль. Ведь все эти люди, воспоминания и миражи – это наш панцирь, наши доспехи и наши оковы. Я сохраню это лето в янтаре, но не стану его заложником. Я вернусь вновь. Ведь я должен вернуться.

На моих коленях лежал конверт, что я достал из книги Амбер. На нем – спираль времени и путь к ней. Я вытряхнул на ладонь маленький металлический кругляшок с дырочкой, покрытый патиной так, словно ему целый век. Вот только год чеканки – нынешний. Та самая монетка, которую она носила на шее как талисман. Подарок из будущего для Мухи, что чуть не застряла в янтаре. Я улыбнулся, и монетка заскользила по пальцам – фокус, который знают все дети и уличные фокусники. Монетка совершила путь и юркнула в карман. А в пустой конверт я опустил синий ключ.

Пошарив в рюкзаке, я достал ручку, щелкнул и, подумав, вывел на обороте конверта сегодняшнюю дату. Покрутив ручку в слегка взмокшей руке, я дописал рядом: «Сегодня я еду в Корвинград. Надеюсь, он мне понравится, а я ему».

Я поднялся, машинально пригладил покрывало и взялся за ручку чемодана.

Я оставил конверт в запертом кабинете деда. Там, где и нашел.

Колесики отмерили все тринадцать ступенек лестницы, что вела из моей комнаты вниз, прошуршали по паркету и стукнулись о порог двери.

На крыльце ко мне бросился Граф и завилял хвостом так рьяно, что еще немного – и улетит, как Карлсон.

За ним подошла Кэр. Мама крепко обняла меня. Ее руки были запачканы краской, а на правой щеке, кроме слезинки радости, застыла капелька белой мастики. Рук Войник помогал ей красить веранду. Похоже, он не так плох, как его усы.

– Давай хоть на память сфоткаю. На фоне нашего дома, – отбрасывая выбившуюся прядь волос, сказала Кэр.

– Ма-а-м, я же не уезжаю навсегда, – заворчал я. – Я вернусь на зимних каникулах.

Но Кэр, как всегда, была непреклонна. Не расстраивать же ее? Я послушно встал на крыльцо на фоне слегка приоткрытой двери. Камера щелкнула, и механизм отмерил кадр.

– Как проявишь, обязательно пришли мне – поставлю в рамку. Должен же у меня быть хоть один кадр с тобой!

Я поднял глаза к небу:

– Хо-ро-шо. Только не плачь.

– Я не плачу, – часто заморгала Кэр. – Это краска попала.

– Дай взгляну, – засуетился Усач.

Похоже, я поспешил с выводами. Зубы свело, как от чрезмерно сладкого печенья. Но я задушил этого монстра и, улыбнувшись, быстрее покатил свои скромные пожитки по дорожке.

Вивиан ждала меня возле своего невыносимо выпендрежного «купера».

– Готов к новым приключениям? – подмигнула она мне.

– Всегда готов, – улыбнулся я и, обняв на прощанье Графа, нырнул на переднее сиденье.

* * *

– А вы уверены, что эта школа из лучших? – пристегиваясь, спросил я.

– Безусловно! – лучезарно улыбнулась Ви. – Это особенная школа для самых лучших!

Я смотрел в боковое зеркало: на то, как удаляется мой дом, становится маленьким, словно игрушечным, а затем и вовсе нереальным, как журнальное фото.

– Можно тебя спросить, Ви?

– О чем, Макс?

– О Кэр. Что с ней произошло тогда, до меня?

Ви нахмурилась. Лишь на мгновение, но не успела песчинка времени пролететь свой путь, как Вивиан улыбалась.

– Это долгая история, Макс. И не мне ее рассказывать. Но, как у любой истории, есть та часть, что принадлежит и мне тоже, и именно ею я могу поделиться. Твоя мать умеет творить чудо. Она делится искрой со своими творениями. Но такие, как она, слишком чувствительны. У них никогда не нарастает панцирь. Этим панцирем может быть лишь кто-то другой. Нил уехала из Корвинграда до твоего рождения. Может, она продолжала мастерить, но я не видела ни одной ее работы с тех пор.

Вивиан замолчала, и мне показалось, что она больше ничего не скажет. Но она моргнула пару раз, словно вспоминая, и продолжила: