Монстры под лестницей

– Птицы, дружок, большей частью предпочитают небо, а в траве можно найти лишь самых гордых из них – ежей!

Кэр расхохоталась. Это была ее фишка: смеяться над собственными шутками. Я выдавил из себя кривую улыбку:

– Я видел, как она врезалась в окно и упала.

– Может, уже оклемалась и улетела?

Кэр водрузила гнома, покрутила, чтобы вкопать его потертые временем ботинки в землю, и выпрямилась. Уперев руки в боки, она критически посмотрела на Бо. Так она называла этого уродца. И, похоже, осталась довольна.

– Не думаю, – упрямо возразил я и раздвинул палкой очередной куст травы, почувствовав, как уткнулся во что-то мягкое…

Мама подошла и заглянула через мое плечо:

– Выглядит так, словно уже год тут лежит.

Она была права: перья запачканы грязью, а от тельца остался лишь выбеленный скелет.

– Смотри, тут еще одна. И еще…

– Ма, а тебе это не кажется странным?

Кэр подцепила палкой (и когда я только успел ее передать?) еще один трупик.

– Ну да, – Кэр вздернула брови. – Пожалуй, мало приятного.

– Может, позвоним куда? – неуверенно спросил я, но Кэр словно не замечала меня.

– И еще две, от которых осталось и того меньше – прямо птичье кладбище! Но все они явно не сегодняшние. Так что, Макс, не унывай: твоя птица, возможно, жива. А вот этих надо будет закопать. И мама, вернув мне палку, бодро зашагала искать лопату.

Похоже, ее совсем не удивили дохлые птицы в палисаднике. Я посмотрел на Бо. Он стоял, отвернувшись, и тоже не выражал интереса к происходящему. Видимо, это только мне кажется странным, что на клумбах вместо роз распустились птичьи трупы.

Я еще раз взглянул на белые косточки и черные перья в обрамлении ярко-зеленой травы, что светилась в лучах заката. Затем поднял голову: прямо надо мной было то самое окно мансарды. Может, и правда оклемалась. Или мне показалось?

Один из последних лучей отразился и ударил мне в глаз так, что пришлось зажмуриться. Я почувствовал, как на щеку упала капля. Дождь? Но небо было чистым. Механически вытер лицо. Что-то липкое. Взглянул на руку: бурая кровь обозначила рисунок подушечек пальцев. Холодок прошел по спине.

Я растер вязкую жидкость и удивился стечению обстоятельств, соразмерности момента и моей вовлеченности в него. Было мгновение, когда я был готов поверить в фатальность случившегося, но здравый смысл поборол этот позыв. Этот голос убаюкал и успокоил: это всего лишь другая птица. Мало ли птиц, что ударяются в окна? А может, здесь это нормально. Они слепнут от солнца, что отражается от стекол, теряют ориентир и бьются. Не стоит волноваться. Ведь дохлые птицы – не люди. И я не буду вспоминать Хичкока.

В следующие несколько дней ничего не происходило. Мы обживали дом или дом нас. В любом случае, дел было предостаточно: от замены лампочек и портьер до покупки и рассадки бегоний, герани и традесканций по горшкам и окнам.

– Дом должен быть обитаем, и зелень в окнах – первый признак жизни, – говорила мама, а я не спорил: мне было плевать на молчаливых сожителей.

Но мой подоконник украсили не дети Флоры, а старинные и не очень предметы, что я нашел, осматривая дом. Из библиотеки перекочевали стопка книг и часы, из «обсерватории» – атлас звездного неба и дневник наблюдений. У меня были большие планы на чердак и подвал, но до них мы еще не добрались.

Глава 4. Подвалы, посылка и первые неприятности

Еще в первый день, осматривая дом, я приметил подвал. Огромный, больше моей комнаты, пыльный, захламленный, но с отдельным выходом в сад.

– Если хочешь, устроим тебе тут штаб, – улыбнулась Кэр.

Я удивленно посмотрел на мать.

– Базу? – неуверенно предположила она. – Логово? Лабораторию? Как сейчас это принято называть?

– Думаю, «лаборатория» – вполне подходящее слово, – улыбка зацепилась и повисла между ушей. – Было бы круто.

– Но при одном условии: ты разгребешь весь этот хлам.

И, напевая что-то древнее и не модное, мама скрылась, а я остался с улыбкой, висевшей на одном ухе: лабораторию мне жутко хотелось, а вот проводить зачистку – нет.

Желание перевесило лень. Вооружившись метлой, повязав бандану и прихватив пару пакетов для мусора, я был готов сразиться с драконом, что древнее мира. Ибо имя ему – Хаос!

И надо было мне лезть в этот подвал! С первого шага вглубь темного чрева дома начались мои беды – ведь именно там, среди динозавров прошлого, скелетов и останков чужой жизни, меня ждала коробка, перевернувшая всю мою жизнь!

Когда первый черный пакет был забит до отказа старыми башмаками, невнятными банками, прогрызенной мышами ветошью, а второй – старыми ситечками, горшками, журналами, которые еще можно было сдать барахольщику, я отступил на шаг, чтобы отпраздновать первую выигранную битву в этой неравной войне, и тут же сел на зад. С размаху плюхнувшись на пол, я потер зашибленную лодыжку, в которую предательски вгрызлось древнее зло.

Стиснув зубы, я пристально посмотрел на напавшего дезертира и приметил обычную коробку, в которую без труда смогла бы поместиться средняя книга или три аккуратных пачки английского чая.