Марина умиленно подперла щеку ладонью, глядя на них. Это правда было милое зрелище. Немного напоминало ужин оголодавших рыцарей — такой же антураж средневековья, такое же отсутствие манер и такая же вонь неделями нестиранных носков.
— Марина Игоревна, — окликнул ее Ксавьер. — Я так понял, Вы ужинаете с нами?
— Наверное, — пожала она плечами. — Кажется, ужин в общей столовой я пропустила — не услышала колокольчик за шумом матча.
— Я на Вас тоже накрыл, — сказал мужчина. — Пойдемте.
Он указал рукой на темный коридор с пятнами света от окон в рекреациях.
…
Всего рекреаций было три. Одна, самая большая, сейчас превратилась в столовую. Вторая — самая маленькая — тоже: в ней разместился крохотный столик, накрытый на четыре персоны. Собственно, Марину, Ксавьера, Криса и Леама.
Похоже, деление по комнатам уже вызвало некую пусть не дружбу, но хотя бы командность, и Ксавьер, поняв, что все сразу за одним столом не помещаются, накрыл для своих соседей по комнате отдельно. Третья же рекреация пока была завалена хламом, но Марина лелеяла надежду его однажды разобрать — он свет от окна загораживал.
А еще во время последней уборки они, наконец, организовали себе кухню. Ею стало помещение со своим камином. Видимо, когда-то оно было местом обитания того самого монаха, потому что отделка тут была не то, что аскетичная, а, можно сказать, убогая. Здесь не было ни украшений, ни деревянных панелей, только каменный остов здания и жутковатого вида камин.
Зато этот камин, в отличие от прочих, имел сверху не красивый декоративный скат, а чугунную плиту, на которой при определенной сноровке можно было томить или подогревать каши в котелках. А что-нибудь более требовательное всегда можно было поставить готовиться внутрь, на угли. Главное — следить, чтобы эти самые угли получались заранее, а не в час, когда все уже умирают с голоду.
«Надо назначить кого-нибудь костровым», — подумала Марина и тут же вспомнила про Ежа, который при виде огня как будто самогипнотизировался и не мог думать больше ни о чем другом, кроме как о качестве пламени и углей.
— Я вот думаю Ежу печи поручить, — неожиданно сказал Ксавьер, когда они расселись и принялись за еду. — Что скажете?
Он глянул на нее настороженно.
— С языка снял! — не сдержалась Марина. — Я совершенно не против. А он справится?
— Ну… — Ксавьер сделал странное движение с бровями. — С поджогом он бы справился куда успешнее. И с пороховым оружием тоже. Но я так понимаю, эти его умения нам ни к чему.
— Однозначно, — ужаснулась Марина. — А за что он за решетку загремел, если не секрет? За поджог?
— Нет, — покачал медноволосой головой Ксавьер. — За ограбление банка.
— Чего? — Марина аж поперхнулась: молодой орк как-то не вязался у нее с голливудскими блокбастерами, где ловкие и хитрые бандиты становились обладателями несметных богатств.
— Ага, наш Ежик не очень умный! — весело отозвался Крис, как истинный детдомовец уже сожравший свою порцию куриных даров и алчно поглядывавший в чужие тарелки.
— Банк-то они обнесли, но даже не подумали о защитных заклинаниях, — перехватил инициативу Леам. — Ну, их законники по горячим следам и выцепили. Банда сразу смекнула, в чем дело, а наш дурачок ничего не понял и попался с полными карманами золота, во все стороны фонящего «антиворином».
— Это заклинание такое, — пояснил Ксавьер в ответ на недоуменный взгляд Марины. — Весьма простенькое, но зато незаметное: при несанкционированном разрыве контура помечает все находящиеся внутри предметы и посылает хозяину сигнал о пропаже.
— Тоже такое хочу, — вздохнула Марина, вспомнив, как в незапамятные времена бумажных журналов безуспешно искала выдранную кем-то из ее класса страницу по русскому. Лица подозрительно виноватыми были у многих, но украденное не «зафонило» ни у кого, а самой шариться по сумкам и карманам Марине закон не позволял.
В итоге тогда влетело всему учительскому коллективу: и коллеге-русичке, подтолкнувшей детей к подобному деянию, и ей, как классному руководителю, и остальным учителям — чтоб неповадно было оставлять документацию без присмотра. А журнал заставили переписывать. А потом еще раз, потому что с психу многие налепили ошибок, а директриса придерживалась железного правила — не более одной печати «Исправленному верить» в год.
Так что, когда появилась возможность перехода на электронный журнал, Марина первой проголосовала «За». Правда, потом оказалось, что бумажный все равно надо вести, потому что электронный вечно глючил и то не открывался, то вовсе не сохранял данные.
Да и компьютеры, которыми «обеспечили» в тот год каждый кабинет, работали с такой скоростью, что Марина предпочитала ставить оценки в свою личную записную книжку и уже дома заполнять журнал на нормальном устройстве, не зараженном цифровой версией болезни Паркинсона.
Подумав об отчетах и припадочном электронном журнале, Марина резко помрачнела. А, помрачнев, осознала, что, оказывается, почти весь день, за исключением краткого приступа апатии, была в приподнятом настроении духа, чего с ней не случалось уже очень давно.