Долго ожидать не пришлось. На посту № 1 не было ни единой живой души. Разбитая дверь едва держалась на петлях; излучатель в целости и сохранности валялся рядом с дверью. Приборы и все оборудование блокпоста не пострадали. Но не было ни малейшего признака людей. С отвращением и любопытством принюхался. Все тот же сладковато-едкий запах пропитал атмосферу. Под громыхание башмаков по металлическим ступеням мы осматривали башню. Обнаружили мы только одежду своих коллег, насквозь пропитанную студенистой жижей.
Я подошел к окну наверху башни и посмотрел на тускло-серое море; из всех мест на земле это навсегда останется самым ненавистным для меня. Я отвернулся и в этот момент зацепил что-то башмаком. Я наклонился и поднял специальными щипцами небольшой предмет черного цвета. Это были служебные записи Фритьофа.
Мы вернулись на К-4, и около половины восьмого меня вызвал к себе Мастерс. Я стерилизовал служебный дневник в соответствии с инструкцией и взял его с собой. Ситуация оставалось такой же, как накануне; на К-4 действовало чрезвычайное положение, с поста № 2 и от Мак-Ивера каждый час приходили сообщения о том, что у них все в порядке.
Записи Фритьофа выглядели необычно, но его преданность науке и стальные нервы позволили нам приблизиться к пониманию природы феномена, с которым мы столкнулись. Первые записи в журнале были стандартными и касались в основном технических деталей. По причинам, которые выявились позже, далее следовал длительный перерыв, и следующую запись Фритьоф внес в 23.50.
Мы прочитали следующее: