Иногда жена приходила ко мне в автомастерскую, усаживалась в маленький раскладной стульчик и просто читала или рассказывала, как прошёл день. Она в то время работала в школе. Потом мы вместе возвращались домой. Изредка баловали себя едой на вынос из соседской кафешки, когда мне не хотелось готовить. Узбекская кухня – вкусно и бюджетно, – Миша на минуту умолк, с наслаждением вспоминая вкус бухарского плова с изюмом и барбарисом, тёплой тандырной лепешки и остренького салата «Ачучук» из сладких томатов. Простая, понятная еда. Да, у их счастья был свой вкус, особая атмосфера, музыка и запахи. Когда вступаешь в клятвенней союз с человеком, поистине жизнь становится одной на двоих, книга судьбы пишется в соавторстве, её нельзя уже забрать назад, всё вычеркнуть.
– Она ходила по дому пританцовывая, и что-то тихонько мурлыча, я же двигался бесшумно, несмотря на свои внушительные размеры (привычка из детства – смывался с утра пораньше в воскресенье из дома, пока мама спала), и иногда пугал её своим внезапным появлением за спиной. Потом мы смеялись, или она пыталась меня отмутузить. Всё из той, прежней жизни теперь кажется таким особенным и счастливым. И я просто не могу спать. Всё время вспоминаю и вспоминаю.
Я простил её. Простил, да.
Татьяне отчаянно хотелось, чтобы её кто-то также любил. Она всё чаще представляла себе, как Михаил и его жена раньше вместе завтракали по выходным: те самые лимонные булочки и кофе, а, может быть, подгоревший омлет, ведь девушка не умела готовить. Или в их доме готовил он. Какую-нибудь шакшуку или простые тосты с джемом. Жена, наверное, остроумно и метко подкалывала его, а он щекотал её, потому что таких же смешных слов в ответ подобрать не мог.
Но она даже не заслужила его. Такая вредная, капризная цаца. Это Татьяна, добрая, заботливая, покладистая должна быть с ним рядом. Такой мужчина должен быть любим.
Михаил молчал, вспоминая недолгие годы их брака.
Медовый месяц, когда она решила сварить яйца на завтрак. Поставила кастрюлю на огонь, а сама вышла на балкон с книгой, чтобы скоротать время. Миша проснулся от неистовой трескотни и каких-то взрывов. Весь потолок и стены были в разорвавшихся ошмётках яиц. Запах стоял тошнотворный, а его молодая жена с такой умилительной сосредоточенностью читала Цвейга за закрытой балконной дверью. Жареная (из-за непомерного количества хлопьев) овсяная каша на следующее утро была почти съедобной, поэтому он сдобрил её бананами и мёдом и позавтракал с улыбкой. А позже решил взять кулинарные хлопоты на себя.
Кто-то сказал бы: «Фу, не мужик. Подкаблучник». Но у этого кого-то никогда не было настолько любимой женщины.
Мишей было так легко вертеть. Игру в молчанку всегда проигрывал первым. Она сводила его с ума, дразнила. Никогда не ходила по дому в одном нижнем белье, потому её обнаженное тело не теряло для него интереса и было лучшей наградой за тяжёлый труд. В первые годы он, уставший, приползал из мастерской иногда за полночь.
После ласк Михаил становился совсем ручным, готовым на всё. И она это знала. Умела отпроситься на любой свой шабаш: усядется к нему на колени, погладит по волосам, поцелует, а он воркует, ластится к её щеке.
И вот уже на следующий день она в три часа ночи возвращается с двумя подругами после тусовки. Туфли держит в руках. После ударной дозы алкоголя говорит исключительно на иностранном языке, а их она знает целых три. В волосах какие-то блестки. Дома все кресла завалены одеждой – перед выходом долго не могла выбрать, что надеть. Всюду включит свет и забудет его выключить.
Он укладывает их спать на диван и кровать, осторожно перешагивая, как по минному полю, только вместо мин разбросанные туфли на шпильках и миниатюрные сумочки-конверты. Ей, конечно же, вздумается принять ванну. Он, боясь, что она утонет в таком состоянии, караулит её за шторкой, сидя на полу. И лишь убедившись, что она, чистая и укрытая одеялом, уснула, сам отправляется на пол.
Утром весь этот женский батальон ждет кофе, стакан воды, аспирин и омлет. Он с ними не завтракал, ограничиваясь только приветствием: «Доброе утро, пьянчужки». И уходил в автомастерскую. Михаил мог бы никуда и не идти после бессонной ночи, ведь сам себе начальник, но знал, что щебетание на их кухне затянется ещё на полдня.
Сначала всё это дико раздражало. Пьяный иностранный лепет казался притворством и кокетством. Да и не дело замужней девушке шататься с подругами допоздна. Он пытался её перевоспитать, слепить под себя, но шли месяцы их брака, а ничего не менялось. Жена делала всё по-своему.