Монте Верита

— Мне все это очень не нравится. В этом есть что-то странное. Я это чувствую все время, с тех пор как я свалился здесь. Люди что-то скрывают, недоговаривают. Мальчишка сказал, что люди рассердились из-за того, что произошло в долине. Ты слышал что-нибудь об этом?

Я не знал, что сказать. Виктор не сводил с меня пристального взгляда.

— Хозяин гостиницы в долине не очень-то был словоохотлив. Но он почему-то усиленно отговаривал меня от похода на Монте Верита.

— И какие он приводил доводы?

— Никаких особых доводов. Просто сказал, что могут быть какие-то беспорядки.

Виктор молчал. Я чувствовал, что он размышляет над моими словами.

— Ты не знаешь, в долине случайно не исчезла женщина? — спросил он.

Лгать было бесполезно.

— Я слышал, что пропала девушка. Но не знаю, правда ли это.

— Это все равно окажется правдой. В этом-то все дело.

Он долго молчал, а я не видел его лица — оно оставалось в тени. В комнате горела всего одна лампа, светившая тусклым бледным светом.

— Тебе необходимо завтра же подняться на Монте Верита и предупредить Анну, — наконец вымолвил он.

Мне кажется, я этого ждал. Я только спросил, как это сделать.

— Я могу нарисовать тебе дорогу, — предложил он. — Но ты и так не заблудишься. Иди прямо по старому руслу все время на юг. Дождей еще не было, и ты легко пройдешь. Если ты выйдешь до рассвета, впереди у тебя будет целый день.

— Что я должен делать, если попаду туда?

— Ты должен оставить письмо, как я это делаю, а потом уйти. Они не придут за ним, пока ты там. Я тоже напишу. Я расскажу Анне, что болен и лежу здесь и что неожиданно появился ты после двадцатилетнего отсутствия. Знаешь, пока ты разговаривал с мальчиком, я все думал, что это какое-то чудо. У меня странное чувство, будто тебя прислала сюда Анна.

Глаза его сияли прежней мальчишеской верой, которую я хорошо помнил.

— Может быть, — сказал я. — Либо Анна, либо то, что ты называл моей горной лихорадкой.

— А это разве не одно и то же?

Мы долго глядели друг на друга в тишине маленькой темной комнаты. Потом я отвел глаза, позвал мальчика и попросил его принести мне постель и подушку.

Устроился я на полу возле кровати Виктора.

Во сне он метался и тяжело дышал. Я несколько раз подходил к нему, дал ему еще аспирина и воды. Он сильно потел, а я не знал, хорошо это или плохо. Ночь мне казалась бесконечной, я почти не спал. Мы оба бодрствовали, когда начал бледнеть ночной мрак.

— Тебе пора двигаться, — сказал он.

Подойдя к нему, я со страхом увидел, что кожа его покрыта испариной. Ему явно стало хуже, и он еще больше ослабел.

— Передай Анне, что ей и всем им грозит большая опасность, если придут люди из долины, я в этом уверен, — сказал он.

— Я это все ей напишу.

— Она знает, что я люблю ее. Я говорю ей об этом во всех моих письмах, но ты скажи еще раз. И подожди в лощине. Тебе, может быть, придется ждать часа два или три, а то и дольше. Затем ты вернись к стене и поищи ответ на каменной табличке. Она непременно будет там лежать.

Я дотронулся до его холодной руки и вышел в студеное предрассветное утро. Когда я поглядел на небо, сердце впервые сжалось от какого-то недоброго предчувствия — все вокруг было обложено облаками. Они были не только подо мной и скрывали дорогу, которой я поднимался из долины накануне вечером, они были прямо здесь, в тихой деревушке, окутывая туманом крыши хижин, они были и надо мной, там, где тропа вьется через кустарник и пропадает на склоне горы.

Тихо, нежно облака коснулись моего лица и проплыли мимо, так и не растаяв, не рассеявшись. Влага клеилась к волосам и рукам, я ощущал ее во рту. В этой полумгле я стоял, озираясь, всматривался то в одну сторону, то в другую, не зная, на что решиться. Привычный инстинкт самосохранения говорил, что я должен вернуться. По правилам горной науки, еще не полностью забытым, пускаться в путь в ненастную погоду, когда вокруг сплошной туман, было безумием. Но и остаться здесь, в деревне, и видеть глаза Виктора, полные терпеливого ожидания, было бы просто невыносимо. Он умирал, и мы оба это знали. А у меня в нагрудном кармане лежало его последнее письмо к жене.

Я повернулся лицом к югу, а облака все еще плыли мимо, медленно, упорно сползая вниз с вершины Монте Верита.

Я начал подниматься…

Виктор сказал, что я доберусь до вершины за два часа. А если встающее солнце будет у меня за спиной, времени понадобится даже меньше. С собой у меня был путеводитель — очень приблизительный набросок местности, сделанный накануне Виктором.

Не прошло и часа, как я понял, что совершил оплошность — в такую погоду мне вообще не следовало ориентироваться по солнцу. Облака неслись мимо, холодный туман лип к лицу. И они, эти облака и туман, скрыли от меня извилистое русло, по которому я шел еще каких-нибудь пять минут назад, а сейчас там повсюду уже забили горные ручьи, выворачивая со дна комья земли и камни.