Он спросил ее, что здесь есть, хватает ли ей пищи, одежды, окажут ли ей помощь, если она заболеет. Ему хотелось знать, сможет ли он прислать ей сюда что-нибудь, если понадобится. Она улыбнулась в ответ, сказав, что здесь, за этими стенами, есть все, что ей нужно. Он предупредил ее:
-Я буду приходить каждый год в это время и просить, чтобы ты вернулась. Я не сумею тебя забыть.
Она ответила:
-Но тебе будет так гораздо тяжелее. Это все равно, что класть цветы на могилу. Лучше тебе навсегда уйти отсюда.
-Я не смогу уйти, - возразил он, - зная, что ты здесь, за этими стенами.
-Больше я к тебе не выйду, - сказала она, - ты видишь меня в последний раз. Хотя, запомни, я всегда буду выглядеть так, как сейчас. В этом часть нашей веры. Запомни меня такой.
Затем она попросила меня удалиться, закончил Виктор, ибо не могла вернуться назад, за стены, пока я не уйду. Солнце уже садилось, и тень покрыла почти всю скалу. Виктор долго смотрел на Анну, потом повернулся, шагнув на выступ, и побрел вдоль стены, к лощине, постоянно оглядываясь назад. Когда он приблизился к лощине, то подождал несколько минут и снова посмотрел на скалу. Анны там уже не было. Никого и ничего, только стена и оконные прорези, а над ними, еще не скрывшиеся в тени, высились два пика Монте-Верита. x x x
Я стал проводить в клинике у Виктора примерно по полчаса каждый день. Он выздоравливал, становился крепче, делался все более похожим на самого себя. Я говорил с лечившими его врачами, со старшей сестрой и сиделками. Они объяснили мне, что это не психическая болезнь. Он прибыл к ним, измученный страшным потрясением и нервным срывом. Ему удивительно помогли встречи и беседы со мной. Через две недели он уже настолько поправился, что его сочли возможным выписать из клиники, и какое-то время он прожил у меня в Вестминстере.
В эти осенние вечера мы снова и снова обсуждали случившееся с ним. Я расспрашивал его подробнее, чем прежде. Виктор отрицал, что в Анне всегда было что-то странное. Он считал их брак нормальным, счастливым. Ее нелюбовь к вещам, спартанский образ жизни трудно назвать обычными, тут он со мной соглашался, но его это не слишком беспокоило - такой уж была Анна. Я рассказал ему, как увидел ее ночью, босую, в саду на заснеженной лужайке. Да, признался он, порой она поступала подобным образом. Но Анна обладала душевной тонкостью, редкой сдержанностью, и он это ценил. Виктор никогда не вторгался в ее внутренний мир. Я спросил его, много ли он знал о ее жизни до свадьбы. Он ответил, что и знать было особенно нечего. Она потеряла родителей в детстве и росла у тетки в Уэльсе. Там не было ни семейных тайн, ни трагедий. Обыкновенное воспитание, с любой точки зрения.
-Бессмысленно, - сказал Виктор, - характер Анны не поддается объяснению. Она просто была самой собой, единственной. Ее нельзя понять, как музыканта, родившегося в весьма заурядной семье, или поэта, или святого. Здесь ничего нельзя рассчитать заранее. Они появляются, и все. Для меня, слава Богу, было великой удачей встретить ее, а теперь, когда я ее потерял, в моей душе настоящий ад. Надо как-то продолжать жить, она ведь ждала этого от меня. И я буду каждый год приезжать к Монте-Верита.
Меня поразило, что он не считал свою жизнь разбитой. Я чувствовал, что сломался бы, случись эта трагедия со мной. Мне казалось чудовищным, что какая-то секта высоко в горах могла в считанные дни приобрести такую власть над образованной и полной чувства собственного достоинства женщиной. Понятно, что невежественные девушки из местных деревень теряли душевный покой, а их родные, запуганные суевериями, были не в состоянии им помочь. Я поделился своими мыслями с Виктором. Сказал, что нужно через посольство обратиться к правительству этой страны, организовать общенациональное расследование, привлечь прессу, заручиться поддержкой нашего правительства. Я добавил, что готов сам заняться всем этим. Мы живем в двадцатом столетии, а не в средние века. Такое место, как Монте-Верита, не имеет права на существование. Да я всю страну подниму на ноги, об этой истории узнают и за границей...
-А зачем? - спокойно спросил Виктор. - Для чего?
-Чтобы вернуть Анну назад, - сказал я, - и освободить остальных. Чтобы положить конец насилию над человеческими жизнями.
-Мы не имеем права, - возразил мне Виктор, - разрушать монастыри и обители. Их сотни во всем мире.
-Это другое, - в свою очередь возразил я, - это законные формы организации верующих. Они существовали веками.
-Я думаю, что, наверное, и Монте-Верита тоже...
-Как они живут, чем питаются, что случается с ними, когда они заболевают, где они хоронят умерших?
-Я ничего не знаю. Стараюсь об этом не думать. Я только хочу поверить в слова Анны, будто она нашла то, что искала, и счастлива. Я не намерен разрушать ее счастье.
Потом он посмотрел на меня немного удивленно, но в то же время проницательно, и сказал: