Монтень. Выписки и комментарии. 1930-е годы

«Красноречие всего более процветало в Риме тогда, когда дела его были в самом худшем состоянии и когда в нём бушевали грозы гражданских войн; так запущенное и невозделанное поле всего гуще зарастает травами. И, по-видимому, те государства, в которых всё зависит от монарха, менее нуждаются в красноречии, чем прочие! Ибо толпе свойственны глупость и легкомыслие, вследствие чего она позволяет направлять себя и руководить собой при помощи красивых и благозвучных оборотов речи, не будучи в состоянии силою разума взвесить и познать истину вещей; но такое легкомыслие не так часто встречается у единодержавных правителей, и их легче обезопасить от восприимчивости к этому яду путём хорошего воспитания и добрых советов. Ни из Македонии, ни из Персии не вышло ни одного выдающегося оратора».

Красноречие – надувательство, применённое к самым мелким предметам для превращения их в великие. Архитекторы, препирающиеся о пилястрах, архитравах и т. д., по поводу кухонной двери. «Когда вы слышите “метонимия”, “метафора”, “аллегория” и другие названия, употребляемые грамматиками, не кажется ли вам, что они должны означать какие-либо формы необычной и изысканной речи? Между тем эти термины применимы к болтовне вашей служанки».

Новое время охотно раздаёт гордые титулы римлян, мы стараемся с ними сравниваться на словах. Итальянцы присудили имя «божественного» Аретино, у которого нет ничего, кроме риторики. «И прозвание “великий” мы даём государям, которые величием своим ничуть не превышают средних людей из народа».

Глава LII О бережливости древних

Ряд примеров, подтверждающих название этой главы.

Глава LIII Об одном изречении Цезаря

Вместо того, чтобы обращать внимание на других и на вещи, находящиеся вне нас, было бы лучше «покопаться в нас самих». Наше недовольство настоящим и стремление поглотить всё большее количество вещей внешнего мира: наш вкус неустойчив и ненадёжен; ничего не умеет он удержать, ничем не даёт он нам насладиться по-настоящему. Человек, полагая, что это зависит от пороков, присущих самим вещам, вкушает и поглощает всё новые и новые вещи, которых он не знал до сих пор, с которыми он не знаком, и с ними связывает все свои надежды и упования, им воздаёт почёт и уважение, как говорит Цезарь: Communi fit vitio naturae ut invisis, latitantibus atque incognitis rebus magis confidamus, vehementiusque exterreamur³⁵.

Корень зла – в нас, а не в отсутствии каких-нибудь вещей. Без этой мысли не было бы и социализма. Монтень опирается в этой главе преимущественно на Лукреция.

Глава LIV О пустых ухищрениях

Ложные виды искусства и ухищрений. Человек, бросавший просяное зерно в игольное ушко. «Я вижу поразительное доказательство слабости нашего рассудка в том, что он оценивает вещи по их редкости и новизне, а также по трудности их достижения, как будто бы с этим была связана их добротность и полезность».

Видимо, Монтеня затрудняет проблема общественно необходимого труда. Ср<авните> ранее высказанные им идеи о трудности достижения как меры ценности.