Монтигомо - Ястребиный коготь

— Сережа, не обращай внимания на неумные остроты, — мягко сказала она. — Почему ты думаешь, что не сможешь работать с малышами? Скажи, у тебя есть сестричка или братик?

— Есть сестра, — пробормотал он, сраженный ее ласковым тоном.

— Ну, вот видишь, как хорошо! — обрадовалась вожатая. — Наверное, тебе не раз приходилось гулять с ней, рассказывать ей сказки…

— Анна Павловна, — перебил вожатую Саша Рыбин, — его сестра учится со мной в восьмом классе. Вы же ее знаете! Лиза Назарова…

— Ах, вот как! — покраснела вожатая. — Это несколько меняет дело… Но ты не унывай, Сережа! И я и все члены совета дружины всегда будем помогать тебе. Мы не можем оставлять звездочку без руководства. Ты же знаешь, что там была вожатой пионерка из вашего класса Оля Попова, но она уехала в Воронеж.

— Я не хочу… — угрюмо сказал Сережа.

— Странно, — пробасил Саша Рыбин, — как это ты можешь не хотеть, если тебя рекомендовал совет отряда!

Совет отряда! Вот, оказывается, в чем дело! Сережа даже задохнулся от негодования. Председатель совета отряда Валерка Котов — вот кто все подстроил! Только вчера поссорились, а сегодня он уже показывает свои когти! Какая мелкая душонка! И с этим человеком он дружил начиная с детского сада!

— Конечно, ты не должен отказываться, — сказала Анна Павловна, поправляя на лбу светлый, красивый локон. — Каждый пионер обязан иметь общественное поручение. Тем более что ты отличник, и это не будет тебе в тягость. Ты, Назаров, должен гордиться таким почетным поручением! Ты же будешь воспитывать пионерскую смену! Понимаешь?

— Понимаю… — вздохнул он.

— Вот и прекрасно! Голосуй; Рыбин!

Так Сережа стал октябрятским вожатым. Он шел домой в тот день в самых расстроенных чувствах, заломив на затылок ушанку и рассеянно размахивая своим стареньким портфелем. Справедливости ради надо заметить, что портфель был старенький не по возрасту, а только по внешнему виду: ежегодно отец покупал Сереже новый портфель к первому сентября, но уже к первому октября этот портфель почему-то становился старым.

Шел Сережа в пальто нараспашку, не замечая мелкого мартовского дождика, который вдруг заморосил сегодня в Ростове после продолжительных и довольно крепких морозов. Холодная зима редко удерживается в низовьях Дона так долго, и ростовчане оживленно сновали по улицам, радуясь наступающему теплу и весеннему дождику, который заполнил воздух, будто мокрая пыль. Удивительно приятно запахло рекой, оттаявшей землей. Влажные асфальтовые тротуары почернели и неясно отсвечивали, голые акации жадно подставляли под дождь свои ветки и веточки, таяли на глазах кое-где сохранившиеся грязные сугробы. Звонки трамваев, шум автомашин, смех и голоса прохожих — все это звучало в дождевой дымке как-то по-особенному задорно и весело. Только одного Сережу не. радовало тепло. Отсюда, из Темерника (так называется одна из наиболее высоких частей Ростова, где жил Сережа), был далеко виден огромный многоэтажный город, вытянувшийся вдоль берега Дона. Неясно вырисовывались в тумане ажурные переплеты моста через реку. По мосту на юг шел пассажирский поезд. Сережа поднял глаза на уличные часы и заволновался: часы показывали, что по мосту сейчас движется поезд «Москва — Ереван», который до Ростова от станции Иловайская вел Сережин отец — машинист Константин Сергеевич Назаров. Еще это значит, что отцовский электровоз уже находится в депо. Примерно через час отец будет дома, и Сереже придется давать отчет и за выбитое окно в соседнем доме и за погубленные штаны.

— Беда, беда, — вслух подумал Сережа и сокрушенно вздохнул. Какой-то прохожий даже остановился, услышав Сережины слова, внимательно посмотрел на него и почему-то рассмеялся.

Дом Назаровых, белый, глинобитный, с розовой черепичной крышей, с маленьким двориком, который летом густо зарастает сиренью и диким виноградом, стоит на уютной улочке.

С каждым месяцем разрастается Ростов и в ширину и в вышину, а до этой улочки никак не доберутся строители. Совсем тихая она, и вырастают на ней не новые дома, а пышные лопухи да лебеда, и целыми днями парят над ней белые голуби.

Сережа подошел к дому и похолодел: в щелях соседнего забора он ясно различил синюю шинель участкового. Он хотел было пуститься наутек (лучше всего — за угол и по Профсоюзной улице под горку в Камышевахскую балку, а там — ищи ветра в поле), однако его осенила мысль, что рано или поздно домой придется возвращаться и неприятных разговоров о разбитом стекле все равно не избежать. Но неужели соседка позвала милиционера? Интересно, что она ему рассказывает?