— Мы, баба Христя, зараз на прополке. Иван Гаврилович потому и собирает школяров да стариков.
— Нет, — сказала Христя, — у меня поясница болит, а дед Тарас будет сено косить для коровы… Люди мы, Настя, одинокие, если сами не накосим, никто не накосит.
— Э-э, баба Христя, — рассмеялась Настя, — вам колхоз помогал сено косить для вашей коровы… Я же знаю… А вот если колхоз не сдаст вишню в кооперацию, тогда мы какой убыток понесем? Сколько денег потеряем? Так как, пойдете, диду Тарас?
Тарас промычал что-то непонятное. За него ответила Христя:
— Ступай себе с богом, Настя…
Девушка вздохнула и ушла. Христя убрала со стола и сказала мужу, молчаливо скручивающему папиросы:
— Надо, Тарас, и нам в саду вишни оборвать.
Он помедлил, доклеил папиросу и ответил:
— Не к спеху…
— Дурень! — сказала она незлобиво. — Зараз все колхозы кругом начнут вишню сдавать. Понял, дурень? Почем тогда вишня будет на базаре в Ростове? Нам надо свою вишню вывезти на базар, пока цена есть! И за что, господи, наградил ты меня мужем-несмышленышем.
— А что про нас люди скажут, ты смыслишь?
Кате было слышно, как дед Тарас сильной струей выдул табачный дым.
— Тарас! — неожиданно вскрикнула бабка Христа и распахнула дверцы шкафика. — И как я забыла? Вот память, не дай боже… Купила пол-литра, хотела еще вчера тебя угостить…
Катя невольно улыбнулась, поняв ее уловку. Вероятно, Христя отлично знала, с помощью какого средства можно повлиять на мужа. В щели двери Катя видела, как Христя поставила на стол бутылку, наложила в миску соленых огурцов и доверху наполнила водкой граненую стопку.
— Пей на здоровьечко.
Дед Тарас выпил подряд две стопки, крякнул, закусил огурцом и снова потянулся за бутылкой.
— Хватит! — строго сказала Христя, пряча бутылку в шкафик. — Потом допьешь, Тарас. Иди, любый, а я корову выгоню и тоже приду. А утречком на поезд! И тебе гостинцев из Ростова привезу. Ты ж у меня как лялька махонькая, не можешь без гостинцев.
Повеселевший Тарас отнес в сад лестницу и плетенные из лозняка корзины. Испуганные ласточки переставали петь и вспархивали с деревьев.
Улыбающаяся Катя увидела через окно, как он поднялся на вишню. В эту минуту в хату вбежала запыхавшаяся Анюта.
— Как себя чувствуешь, Катюша?
— Хорошо, Анюта… только кожа на спине слезает… И на носу тоже! Смотри, какой я уродиной стала.
— Сказала тоже — уродина! Да ты раскрасавица, Катюша! А я тебе вишен принесла.
— Что ты, Анюта! Я уже объелась вишнями.
— А где баба Христя и дед Тарас?
— Христя корову в поле погнала, а Тарас… вон он… — Катя кивнула в сад.
Тарас стоял на лестнице, почти скрытый красными от ягод ветками. Он не двигался, глядя на улицу. А по улице вдоль плетня шел в это время, прихрамывая, седоусый старик.
— Дед Максим идет, — весело прошептала Анюта. — Ну, если он сейчас деда Тараса увидит, смешной у них разговор произойдет! Понимаешь, Катюша, дед Максим тоже в пенсионерах числится, только стариком себя признавать не хочет. На все собрания ходит, советы бригадирам дает… А с дедом Тарасом они как кошка с собакой!..
Дед Тарас, видимо, надеялся, что Максим его не заметит. Так нет же, заметил! Остановился у плетня, постукивая палочкой о землю, и зашевелил усами, усмехаясь:
— Здорово, подполковник! — крикнул он.
— Здорово, хромой чертяга! — в тон ему ответил Тарас, не глядя на него и делая вид, что очень занят делом.
— Я чув, будто ты повышение получаешь?
— Это какое же повышение?
— Будто обжаловал ты свою судьбинушку горькую, что не пристало тебе при жинке-полковнике в подполковниках ходить.
— Чтоб ты галушкой подавился! — беззлобно сказал Тарас. — И кто тебе такой поганый язык сделал? Куды путь держишь?
— Я как все люди — на гору, колхозную вишню собирать. Понял? Как все люди! А тебя не иначе тут за ногу к дереву привязали.
— Кто привязал? — вскрикнул как ужаленный Тарас и даже переступил на лестнице с ноги на ногу. — Что я, собака?
— Небось твоя полковничиха привязала, — подмигнул Максим. — Небось сегодня на базар в Ростов махнешь! Я чую, чем у вас пахнет…
Хромой Максим ушел, посмеиваясь и постукивая палочкой. Тарас молча смотрел ему вслед.
В саду снова запели ласточки. И словно в ответ им, на улице запели школьники.
— Наши младшеклассники, — шепнула Анюта.
Ребята шли вместе с учительницей на гору по тропинке, что вела в колхозный сад. Детские голоса звучали в тишине летнего утра удивительно чисто и звонко. Тарас перестал рвать вишни и, приоткрыв рот, слушал, как поют дети. Он стоял на лестнице неподвижный, прямой, как жердь, вытянув шею, и не почувствовал, что на его глазах выступили слезы. Скупые мужские слезы — просто повлажнели ресницы.
В саду появилась Христя, посмотрела в корзину и покачала головой.
— Ну, Тарас, если так рвать, мы и до утра не управимся.
Дед Тарас начал спускаться с лестницы.
— Ты что? — спросила удивленная Христя и отшатнулась, увидев его побледневшее и искаженное злобой лицо.
— Ты чего меня за ногу привязываешь? — громким шепотом заговорил он задыхаясь. — Я тебе что, собака? Скажи! Собака?