Монументальная пропаганда

Швырнула бумагу на пол. Подняла. Положила на стол. Опять швырнула и опять подняла. Сняла пальто и стала быстро из угла в угол расхаживать по кабинету. Но тут же притомилась, запыхалась и вспотела. Все-таки была еще слаба. Услышав голоса в приемной, села за стол и изобразила на своем лице каменное выражение.

Марк Семенович Шубкин был человек лет пятидесяти, крупный, полнеющий и лысеющий, со свежим цветом лица, какой бывает у сельских жителей и заключенных. Похожий, между прочим, на Ленина. Ростом намного выше, но, как и Ленин, с преогромнейшей головой шестьдесят, как он сам уверял, шестого размера.

Работал он воспитателем в группе дошкольников и в порядке общественной нагрузки редактировал стенную газету. Ему эта работа была доверена неосмотрительно. Добровольно вести газету никто не хотел, а он, дорвавшись, без конца печатал в ней свои стихи и заметки. Что могло бы считаться для газеты немалой честью. В Долгове были свои поэты Бутылко, Распадов и прочие, но выше областной печати им подниматься не доводилось, а Шубкин в 30-х годах печатался (ого где!) в «Известиях», в «Комсомольской правде» и в «Огоньке».

—#Подойдите к столу,#— велела Аглая, не отвечая на приветствие Шубкина.#— Кто написал эту пакость?

Ее губы искривились в брезгливой гримасе, а глазами она показала на свернувшуюся спиралью полоску бумаги. Шубкин протянул руку, но бумагу не взял, передумал.

—#Я вас не понял,#— сказал он и смиренно посмотрел на Аглаю.

—#Я вас спрашиваю,#— постукивая по столу пальцами, повторила она,#— кто написал эту пакость?

—#Вы имеете в виду эти стихи?#— спросил он, поощряя ее к исправлению терминологии.

—#Я имею в виду эту пакость,#— стояла на своем Аглая Степановна.

—#Эти сти-ти-тихи,#— Шубкин от волнения заикался,#— написал я.

—#И кто же вам позволил написать эту пакость?#— повторила она с непреклонной враждебностью.

—#Эту па-акость мне па-азволила написать па-артия,#— сказал Шубкин, бледнея, и выпятил грудь.

—#Ах, па-па-а-артия,#— передразнила Аглая.#— Партия позволила. Нет, дорогой друг, партия тебе еще пока не позволяет всякую дрянь писать и спекулировать на теме. Я с этой дрянью вот что сделаю, вот.#— И полетели на пол клочья бумаги.#— Если ты думаешь, что на двадцатом съезде была отменена генеральная линия, то ты неправильно понимаешь. Партия вынуждена была пойти на некоторые поправки, но сомневаться в главном мы никому не позволим. Сталин как был, так и есть — ум, честь и совесть нашей эпохи. Был и есть. И все, и ничего более. И если о нем там кто-то что-то может сказать, это не значит, что каждому будет позволено. Надо же!#— она постепенно успокаивалась.#— Каждый пишет чего ни попадя. «Верю в коллективный разум». Верующий какой нашелся! Ты вот, если такой сатирик, написал бы про мусорные бачки. Стоят, понимаешь, без крышек, а от них вонь, антисанитария, мухи. Сколько можно говорить, чтобы сделали крышки? Я завхозу два выговора влепила, скоро третий вломаю, строгий с предупреждением, а он хоть бы хны. Вот, если ты талант, сатирик, возьми и ударь сатирой по мусорным бачкам.

Шубкин побледнел еще больше, напыжился:

—#А я не хочу ударять сатирой по ба-бачкам. Я хо-хочу сатирой ударить по Ста-та-та…

—#Все понятно,#— поставила точку Аглая.#— Вы уволены. Завтра расчет в бухгалтерии.

Глава 11

Между прочим, она этого типа раскусила давно. Еще когда он пришел наниматься на работу. У нее тогда не было учителя литературы, а этот подкатился. С красным дипломом ИФЛИ, института философии и литературы, того самого, где учились еще до войны многие наши выдающиеся личности, включая поэта Твардовского и секретаря ЦК комсомола Шелепина.

—#Надо же!#— удивилась Аглая, разглядывая диплом.#— Какие люди осчастливили наше захолустье!

В Долгове по причинам, изложенным выше, встречались люди с высшим образованием, но с таким все же встречались нечасто.

—#А где же вы после института работали?

—#На лесоповале,#— сказал Шубкин просто.

—#Почему?#— спросила она и тут же поняла, что глупость сморозила, чего уж тут спрашивать.

И пока он молол ей что-то невнятное о необоснованных репрессиях и перегибах, она все решила.

—#Понятно,#— перебила она.#— А почему вы, собственно, к нам?

—#Ну, во-первых, потому, что увидел объявление, во-вторых, у меня подходящее образование, и, в-третьих…#— он выдержал паузу и закатил немного глаза…#— я очень люблю детей.

—#Детей все любят,#— заметила Аглая.#— Тем более,#— подчеркнула,#— наших, советских детей,#— имея в виду, что наших, но не ваших.#— А у вас, кстати сказать, собственные детишки есть?

—#Нет,#— сказал Шубкин, словно бы извиняясь.#— Не обзавелся. Потому что… сами понимаете.

—#Ну да,#— простила она.#— Это понятно. Но,#— развела руками,#— к сожалению, у нас для вас нет места.

И давая понять, что разговор окончен, полезла в пачку за очередной «беломориной».

Но он уходить не торопился.

—#Но вы только что сказали, что у вас есть место.