Монументальная пропаганда

- Федор Федорович! Ни в котором случае! Мы - организованная сила и на провокации не поддаемся.

Генерал еще дергался, но давал себя удержать.

Ряды демонстрантов волновались, сбились в кучу, и одни из участников стали выбираться от греха подальше наружу, а другие, наоборот, продвинулись вперед. Глухов попробовал успокоить толпу и, размахивая над головой руками, стал выкрикивать:

- Товарищи! Соблюдайте спокойствие и порядок! Займите свои места в колонне!

Тут рядом с ним вновь объявился Сиропов, стал толкать Глухова в грудь, плевать в него и выкрикивать:

- Товарищи! Друзья! Соратники! Не слушайте ренегатов! Глухов - ренегат! Разве мы не русские люди? Мы потомки Ленина, Сталина, Минина и Пожарского! Вперед на Кремль! Вперед на Кремль!

Вокруг него, неизвестно откуда взявшись, возникла целая группа молодых людей с вытаращенными глазами. Они стали вопить хором:

- Сталин! Берия! Гулаг!

Другая группа продолжала выкрикивать:

- На Кремль! На Кремль!

Кто-то толкал Аглаю в спину, прямо на омоновца с деревенским лицом, тот ни на что не реагировал и по-прежнему, не мигая, смотрел на Аглаю.

А она, вдруг почувствовав себя молодой, боевой и задорной, забыв, в какое время это все происходит, закричала:

- За Родину, за Сталина - вперед!

- Даешь Берлин! - завизжал рядом с ней Бурдалаков и, повернув древко знамени, как пику, с нешуточным намерением проткнуть насквозь стоявшего перед ним полковника, сделал соответствующий выпад. Полковник увернулся, а генерал, не рассчитавши движений, упал и задергался на земле.

- Убили! Убили! - закричал кто-то.

- Генерала убили! - подхватили дальше.

- Товарищи, соблюдайте порядок! - глох где-то голос Альфреда Глухова, но его никто уже не слушал. Демонстранты, превратившись в неуправляемую толпу, нападали на омоновцев, толкая их в грудь, но те ловко прикрывались щитами. Аглая перехватила портрет Сталина в левую руку, а правой стала толкать своего омоновца. Тот лениво оттолкнулся щитом. Аглая рассердилась еще больше и, перегнувшись через щит, ударила его портретом по каске. Каске ничего не сделалось, а портрет развалился. Рамка треснула, и бумага порвалась. Это привело Аглаю в еще большую ярость, и она, наклонив голову, как бычок, кинулась на омоновца в намерении его забодать, но тот опять подставил щит, и она врезалась в него непокрытой головой, как в бетонную стену.

Будь ей лет на сорок поменьше, может, это было б и ничего, но для восьмидесятилетней старухи удар был слишком силен. Ей не было больно, но почему-то захотелось сесть, и она опустилась на мокрый асфальт. Вокруг нее продолжались толкотня, визг, крики, кто-то стонал и ругался матом. Над ней склонялись незнакомые лица, молодые, красивые, мокрые, она смеялась, ее спросили, чему смеется, и кто-то за нее ответил, что это она в горячке.

Потом она все-таки потеряла сознание и очнулась в какой-то комнате на парусиновом лежаке. За столом сидела женщина в белом халате и в очках и что-то писала. Рядом другая в белом халате, стоя, говорила по телефону на незнакомом ей языке:

- "Пицца Хат". Меню клевое. Омары, ростбиф, фрикасе. Креветки, пудинг. Кьянти - шестьдесят баксов... О'кей! Скинь на пейджер. Или факсани. Имэйла пока нет, поменяли провайдера...

У дверей, прислонившись к стене и сложив руки на груди, стоял невозмутимый Митя.

- Где я? - спросила она.

- В медпункте, - сказал Митя.

- А в какой стране? - спросила Аглая.

Митя удивился и посмотрел на женщину за столом. Та объяснила:

- Обычная амнезия. - И повернула лицо к Аглае. - Вы в Москве. У вас было сотрясение мозга. Еще немного полежите, а потом отправим вас домой.

- Вставайте, - сказал Митя. - Вставайте, вам пора ехать.

Он отвез ее на вокзал на такси и усадил в вагон СВ, как и было обещано.

Глава 12

В дороге после пережитых волнений ей не спалось, побаливала голова и щемило сердце. Она полезла в сумку за валидолом и наткнулась на книжку. Вытащила, прочла название "Лесоповал" и только сейчас вспомнила, где ее купила. Чтобы скоротать время и отвлечься, попробовала почитать.

"Видели ли вы, как падает подрезанная под корень мачтовая сосна?" прочла она первую фразу и задумалась. На заданный вопрос она могла ответить утвердительно. В тридцать пятом году по призыву партии она три месяца работала на лесозаготовках и там кое-чего нагляделась. Там работали враги народа, интеллигенты, которые до того ничего тяжелее карандаша в руках не держали и поэтому страдали очень сильно от морозов и непосильной для них работы. Примерно как в этой книге. Аглая пробовала читать этот роман когда-то раньше, но, насколько ей помнилось, начало было немного другим. То есть, была эта же ханты-мансийская тайга, мороз, снег, зэки, конвоиры и рухнувшая сосна. Но под сосной, как Аглае помнилось, оказался какой-то большевик по имени Алексей, а здесь - отец Алексий, пострадавший за веру священник. Задавленный сосной, он прохрипел подбежавшему к нему рассказчику: "Читайте святое Евангелие. Почитайте Господа нашего Иисуса Христа. Идите и проповедуйте слово Божье. И вам воздас...".