Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)

Нет, это всего лишь Демон – дрессированный ворон Боксера, местного лепилы. О существовании Демона знали и воры, и фраера, о его ненасытной ненависти к электрическим лампочкам. «Доктор медицины» Боксер воспитывал у своего вороненка ненависть к электричеству: дразнил его горевшей лампой на самодельном удлинителе, тыкал ею ворону «в лицо», вызывая ярость пернатого. С тех пор как птенцом его принесли из тайги работяги, жил он в оборудованном ящике, днем вел себя воспитанно, но, когда зажигались фонари, выпускать его не стоило: где только может – расколет лампочки, хоть в бараке, хоть во дворе. Устав их бить, он обычно возвращался «домой». Этим и стал пользоваться хулиганистый Боксер: как станет ему скучно, выпускает Демона вечером полетать. И сколько тогда шума, стрельбы, крика!.. Откуда знать «попкам» на вышках, какая это нечистая сила лишает сей объект охраны – запретку – освещения.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

1

Когда он родился, его ждала Судьба, а он не подозревал, что родившись, вошел в нее, словно в вагон пассажирского поезда, следовавшего в бесконечность. Поезда Судьбы ходят по дорогам вечности, а вокзалы, станции на них – исторические события, индивидуальные для каждого пассажира.

Судьба – предопределение, которое можно считать даже божественным, если не знать, что смертные относятся к судьбе, как к везению, а богов создают-выдумывают себе сами. Судьба есть мир, оказавшийся при рождении твоим окружением, и в этом смысле она-таки фатальна: одному повезет родиться принцем Уэльским во дворце, другому – в лачуге негра, раба, в болотистых африканских джунглях, один родится миллионером, другой – нищим. Какой бог, какая неведомая субстанция по каким признакам справедливости одну живую душу произведет в жизнь в благополучной сфере, а другую в убогой?

Та же сфера, в которой ты произвелся в жизнь, будет питать тебя до той «станции», где ты или захочешь сойти с «поезда» или сделать пересадку на другой, идущий тоже от изначальности и следующий в бесконечность, но в новом направлении, ибо дороги Судьбы пересекают жизненное пространство во всех мыслимых и немыслимых направлениях: и горизонтально, и вертикально, а также сикось-накось и наперекосяк, хотя что это такое и не скажешь.

Судьба достается человеку не в завершенном виде – он волен менять ее направление по своему разумению в пределах, доступных его знаниям и желаниям. Лишь если у него нет таковых, он будет предоставлен течению и плавать как говно в проруби.

Враль еще не родился, но и его ждала Судьба. Она не сразу бросила его в водовороты жизни, судьба иногда и не спешит, она дала ему время на приобретение начальных представлений о ярком свете, ослепившем его при появлении в жизнь, позволила даже обзавестись небольшим запасом опыта и кое-каких мыслей, дабы он мог себя осознать индивидуальностью настолько, насколько необходимо для созревания самостоятельного выбора того или иного «поезда», в который садится.

Сферу обитания избрал для Вестера Враля (он уверял, что полностью его имя пишется Сильвестр, но, поскольку имена и фамилии он менял по собственному усмотрению, трудно утверждать их документальность) некто Неведомый и, скажи спасибо, что не в африканских болотах или пустыне. Затем он сел в свой поезд. Этот поезд был не скорым, но привез его со всеми предназначенными остановками в сферу земного бытия, ставшую доминирующей в его жизни, – в сферу, существовавшую на земле везде, созданную Неведомым Создателем не для него одного. Название ей – преступность. Не вся мировая преступность дожидалась его рождения, а лишь тот отрезок ее истории, в которой протекало ее развитие на данное время.

Да, ему не повезло родиться принцем, но повезло родиться в зоне умеренного климата, в семье обыкновенных людей, обеспечивающих свое существование трудом. Это дало ему основание считать их почти безгрешными. Его отца можно было упрекнуть разве что в нарушении седьмой заповеди катехизиса, но пятую он никогда не нарушал. Враль, случалось, упрекал в душе своих родителей, что не являлись они царствующими особами, но признавал, что заслуживают безграничной благодарности за то, что содействовали его появлению на свет в одном из красивейших уголков мира. Из романов он черпал информацию про мыслимые и немыслимые удовольствия, дающиеся так называемым благородным происхождением (в их достоинство он поверил), и не раз приписывал своему отцу различные звания: полковник, генерал, даже маршал; он разжаловывал своего родителя в своих рассказах постепенно, по той мере, по какой сам умнел.