Мор, ученик Смерти

Бинки неощутимо коснулась земли и пошла рысью по затвердевающей от мороза

корке, не оставляя ни единого следа.

Спешившись, Мор зашагал к двери, бормоча что-то себе под нос и делая пробные

взмахи косой.

Крыша домика была снабжена широкими водостоками-навесами для отвода снега и

защиты поленниц. Ни одному обитателю Овцепиков даже в страшном сне не привидится

начать зиму, не запасшись предварительно как минимум тремя поленницами. Но здесь

дровами даже не пахло, несмотря на то, что до весны еще было ждать и ждать.

Зато рядом с входом висела охапка сена в сетке. К охапке была приложена записка.

Чувствовалось, что эти крупные буквы вывела чуть дрожащая рука.

Записка гласила:

«ЭТО ТИБЕ, ЛОШАТЬ».

Если бы Мор допустил в свой разум хоть каплю сомнения, то обязательно

встревожился бы. Записка означала, что его ждут. Однако в ходе недавних приключений

он усвоил, что, чем погружаться в темные воды неуверенности, лучше сразу вынырнуть на

поверхность и оказаться на озаренной светом глади.

Так или иначе, Бинки, не обремененная моральными вопросами и не страдающая

приступами чрезмерной щепетильности, без обиняков погрузила морду в сено и

принялась с хрустом жевать.

Впрочем, это не решило проблему, стучать или нет. Почему-то казалось, что стук в

данном случае неуместен. Что если никто не ответит? Или того хуже — пошлет куда

подальше? В итоге Мор повернул защелку и толкнул дверь. Она легко, без скрипа,

распахнулась.

За дверью оказалась кухня с низким потолком. Для Мора с его ростом балки

располагались так низко, что на какое-то мгновение он почувствовал себя в западне. Свет

одной-единственной свечки отбрасывал бледные дрожащие блики на посуду на длинном

кухонном столе и на надраенные и отполированные до радужного сияния кафельные

плитки. Огонь, горящий в похожем на пещеру камине, не сильно добавлял к освещению,

поскольку от поленьев осталось лишь кучка белой золы. Откуда-то Мор знал, хотя никто

ему об этом не говорил, что недавно в камин было брошено последнее полено.

За кухонным столом сидела пожилая дама. Низко склонившись над бумагой, едва не

скребя по листу крючковатым носом, она что-то остервенело писала.

Серая кошка, свернувшаяся клубком на столе рядом с ней, спокойно моргнула при виде

Мора.

Коса ударилась о притолоку и пружинно отскочила от нее. Женщина подняла глаза.

— Сейчас, еще минутку, — произнесла она и нахмурилась, глядя на бумагу.

— Я не успела написать о здравом уме и твердой памяти. Хотя это все равно идиотизм,

человек в здравом уме и твердой памяти не может быть мертвым.

Выпить хочешь?

— Прости? — сказал Мор. Тут он вспомнил, в качестве кого сейчас выступает, и

повторил:

— ПРОСТИ?

— Я предложила выпить, если ты вообще пьешь, только и всего. У меня есть

малиновый портвейн. Бутылка на столе с посудой. Если хочешь, можешь допить ее.

Мор с подозрением оглядел посудный стол. Он чувствовал, что на каком-то этапе

бесповоротно утратил инициативу. Вытащив часы, он пристально всмотрелся в них. В

верхней колбе оставалась лишь крохотная кучка песка.

— Несколько минут у меня еще есть, — произнесла ведьма, не поднимая глаз.

— Как, я имею в виду, ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ?

Не удостоив его ответом, она высушила написанный чернилами документ над

пламенем свечи, положила в конверт, который запечатала каплей воска и засунула под

подсвечник. Затем взяла на руки кошку.

— Матушка Бидль явится завтра, чтобы навести здесь порядок, и ты должен

отправиться с ней, понятно? И проследи, чтобы она отдала Гаммер Натли умывальник из

розового мрамора, та давно положила на него глаз.

Кошка всезнающе зевнула.

— Я что, кхе-кхе, Я ЧТО, ЦЕЛУЮ НОЧЬ НА ТЕБЯ ТРАТИТЬ ДОЛЖЕН? — произнес

Мор укоризненно.

— Должен, не должен, чего орать-то? — хмыкнула ведьма.

Она соскользнула со стула, и только тут Мор заметил, насколько она скрючена. Ее

фигура напоминала дугу. Повозившись, она сняла с вбитого в стену гвоздя высокую

остроконечную шляпу и при помощи целой батареи шпилек укрепила ее с кокетливым

перекосом на своих убеленных сединами волосах, после чего схватила в обе руки по

клюке.

Опираясь на палки, она мелкими шажками подошла к Мору и снизу вверх уставилась

на него глазками маленькими и блестящими, точно ягодки черной смородины.

— А понадобится ли мне шаль? Как считаешь, шаль захватить стоит? Нет, думаю, нет.

Мне кажется, там, куда я иду, довольно тепло.

Она опять воззрилась на Мора и нахмурилась.

— А ты несколько моложе, чем я предполагала, — сообщила она. Мор не отвечал.

Тогда тетушка Хэмстринг тихо добавила:

— Знаешь, сдается мне, ты совсем не тот, кого я ожидала.

Мор прочистил горло.

— И кого же именно ты ожидала? — спросил он.

— Смерть, — последовал простой ответ. — Видишь ли, это часть договоренности. Ты

узнаешь время своей смерти заранее, и тебе гарантировано… персональное внимание.

— Оно самое я и есть.

— Оно самое?

— Персональное внимание. Он послал меня. Я работаю у него. Иначе откуда мне здесь

взяться?

Мор сделал паузу. Все шло наперекосяк. Его с позором отправят обратно.

Впервые на него была возложена какая-то ответственность, и он провалил дело.

В его ушах уже звучал хохот, это люди смеялись над ним.