Мор, ученик Смерти

— Мне шестнадцать в течение тридцати пяти лет.

— О?

— Это было достаточно плохо уже в первый год.

Мор мысленно оглянулся на последние несколько недель и сочувствующе кивнул.

— Так вот почему ты читаешь эти книги? — догадался он.

Опустив глаза, словно внезапно застеснявшись, Изабель принялась ковырять в гравии

носком сандалии.

— Они очень романтичны, — проговорила она. — Некоторые истории просто чудесны.

Например, одна девушка выпила яд, когда ее молодой человек умер. А другая бросилась с

обрыва, потому что отец настаивал, чтобы она вышла замуж за старика. Еще одна

утопилась, потому что не захотела подчиняться…

Мор слушал, точно громом ударенный. Судя по сведениям, содержавшимся в подборке

излюбленного чтива Изабель, выживание женщин на Плоском мире стояло под большим

вопросом. Лишь редкие, самые выдающиеся особи умудрялись пережить подростковый

период и протянуть достаточно долго, чтобы износить пару чулок.

— …Потом она подумала, что он умер, и покончила с собой, а он проснулся и на этот

раз действительно покончил с собой, но там была еще девушка…

Здравый смысл подразумевал, что по крайней мере несколько женщин должны

дотягивать до своего третьего десятка, не покончив с собой из-за любви. Но по всему

выходило, что здравому смыслу в этих жутких драмах не доставалось даже роли

обыкновенного статиста <Величайшими любовниками Плоского мира являлись,

бесспорно, Мелиус и Гретелина, чья чистая, пылкая и испепеляющая душу страсть

испепелила бы попутно и страницы Истории, не родись влюбленные, по необъяснимой

прихоти судьбы, на разных континентах и с промежутком в двести лет. Боги, однако,

сжалились над ними и превратили его в доску для глажения. Если вы бог, то действовать

логично вовсе не обязательно., а ее — в маленький медный кнехт.>. Мор уже знал, что от

любви человека бросает то в жар, то в холод, что любовь делает человека жестоким и

слабым. Но что она делает тебя еще и глупым — это ему было в новинку.

— …Переплывал реку каждую ночь, но однажды разразилась буря, и когда он не

появился, она…

Мор инстинктивно чувствовал, что есть на свете молодые пары, которые знакомятся,

скажем, на деревенских танцах. Они обнаруживают, что могут поладить, живут вместе

годик-другой, при этом ссорятся и мирятся, потом женятся, но даже не думают кончать с

собой.

Внезапно он осознал, что уже несколько секунд как наступила тишина.

Изабель закруглилась со своим скорбным славословием неземной, отмеченной

печатью рока любви.

— О, — слабым голосом произнес он. — Неужели никто, ну совсем никто из них не

прожил хоть чуть-чуть подольше?

— Любить значит страдать, — в ответе Изабель звучала мрачная уверенность

осведомленного профессионала. — В любви должно быть много мрачной страсти.

— Это обязательно?

— Абсолютно. И еще муки. У Изабель стал такой вид, как будто она что-то

припомнила.

— Ты говорил что-то о чем-то, что крутится вхолостую? — спросила она напряженным

голосом человека, изо всех сил старающегося держать себя в руках.

Мор задумался.

— Нет, — сказал он.

— Боюсь, я была не очень внимательна.

— Это неважно.

Шагая к дому, они хранили молчание.

Вернувшись в кабинет, Мор обнаружил, что Смерти там уже нет. Он исчез, оставив на

столе две пары песочных часов. Большая книга в кожаном переплете лежала, надежно

запертая, на пюпитре-аналое.

Под очки была засунута записка.

Мору казалось, что почерк Смерти должен быть либо готическим, либо корявым,

похожим на самодельные надписи на надгробных камнях. На самом же деле Смерть,

прежде чем выбрать себе почерк, изучил от корки до корки классический труд по

графологии. И усвоенное им написание характеризовало обладающего им человека как

уравновешенного и хорошо приспособленного к реальности.

Записка гласила:

«Ушел лавить рыбу. Будит казнь в Псевдополисе, истественная в Крулле, падение с

фатальным исходом в Каррикских г-рах, ссора в Эль-Кайнте. Остаток дня в твоем

распоряжении».

* * *

По представлению Мора, история теперь напоминала соскочивший с лебедки стальной

трос — она болтается по реальности, сметая все, что попадается ей на пути.

Однако он заблуждался. История подобна старому свитеру. Он ведь медленно

распускается. Так и она — распутывает свои узлы не торопясь.

Полотно истории пестрит заплатами, его многократно штопали и перевязывали, чтобы

подогнать под разных людей, засовывали в кромсалку-сушилку цензуры, чтобы

превратить в удобную для запудривания мозгов пропагандистскую пыль. И тем не менее

история неизменно ухитряется выпутаться отовсюду и принять старую знакомую форму.

История имеет привычку менять людей, которые воображают, что это они меняют ее. В ее

истрепанном рукаве всегда находится пара запасных фокусов. Она ведь давно здесь

сшивается.

Так вот что происходило на самом деле.

Смещенный удар косы Мора рассек историю на две отдельных реальности. В городе

Сто Лате продолжала царствовать принцесса Кели. Правление шло через пень-колоду и

нуждалось в постоянной поддержке со стороны Королевского Узнавателя. Тот работал

полный рабочий день. Его внесли в список придворных, получающих зарплату. В