Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 1

Общество не есть пустая абстракция; также и ничто, творимое против Общества, против общественного интереса, закона или добродетели, не должно проходить бесследно для совести и сознания. Жизнь общества – это расширенное толкование и распространение жизни каждого отдельно взятого человека, океан слез, целая атмосфера вздохов или наоборот – великие единые радость и счастье. Общество страдает страданиями миллионов, радуется радостями миллионов. Какое же великое преступление свершает каждый отдельный человек – частный или общественный деятель, агент или фабрикант, законодатель или правительственный чиновник, сенатор или президент, если он осмеливается своими гневом или недостойным поступком нанести удар в грудь общественному Благу, поощряя и распространяя коррупцию и низменность, постыдно продавая и покупая голоса избирателей или государственные посты, разрушая доверие и связи привязанности и любви, разрушая единство нации! Какой же великий преступник тот, кто своими грехами, как острыми кинжалами, пронзает сердце, питающее животворящей кровью целый океан человеческих жизней, которым нация является!

С другой стороны, какая великая выгода для общества – в добродетели каждого, кого мы любим! В добродетели его, и более нигде, таится величайшее из сокровищ мира. Что нужды нам в нашем брате или друге, если нас не заботят его честь, достоинство, добродетель и верность? Какого достоинства исполнена для сына добродетель отца! Как священна его репутация! Никакое несчастье так не удручает верного сына, как отцовское бесчестие. Любой родитель, будь он язычник или христианин, желает своему детищу только всех благ, а потому изливает на него все источники отцовской любви в одной только надежде, что все у его сына будет хорошо, что он окажется достоин всех отцовских усилий и добровольно претерпленных страданий, что он будет следовать путями чести и счастья. На этих путях он не сможет преодолеть ни единой ступени, не имея добродетели. Такова жизнь в ее проявлениях. Тысячи связей облекают нас сетью, подобной сети тончайших нервов, подобной струнам изысканного музыкального инструмента, способного издавать сладчайшие звуки, но немедленно начинающего фальшивить, если струна рвется вследствие гнева, самонадеянности или грубости каждого играющего на нем музыканта.

Если чья бы то ни было воля способна была сделать жизнь бесчувственной к боли и страданию, если бы сердце человеческое уподобилось прочностью и жесткостью граниту – тогда скупость, амбиции и чувственность проторили бы в ней свои каналы и вскоре сделали бы их привычными и обжитыми водными артериями, и никто бы не удивился этому и не восстал бы против такого положения вещей. Если бы мы терпеливо и безропотно несли бремя земного существования, подобно тому, как это делают звери, – тогда у нас, как у зверей, также и все мысли были бы устремлены к земле, и никакой призыв возвышенных и недосягаемых Небес не сбил бы нас с привычного и низменного пути.

Но мы, к счастью, не бесчувственные невежды, которые не способны ответить на призыв разума и совести. Душа способна к угрызениям. Когда великие превратности судьбы обрушиваются на нас, мы страдаем, грустим, рыдаем. А страдания и горе нуждаются в иных спутниках, нежели мирская жизнь и неверие. Мы ни за что не желаем нести бремя сердечных мук: страха, тревоги, разочарований и беспокойства – без всякой пользы и цели. Мы не желаем страдать, болеть, терпеть унижения, терять дни и месяцы, которые в противном случае могли бы протекать в радостях и удобстве, а так затемнены горестями и суетами, – без всякого за это вознаграждения в будущем; менять все сокровища жизни на эти самые страдания сердечные; не желаем задаром ни за что отдавать кровь жизни нашей, свежесть наших щек, наши слезы и горестные вздохи. Человеческая природа, уязвимая, чувственная, страстная и страдающая, не позволяет стерпеть жертву бесцельную.