Таким образом, Мистерии преподавали посвященным великую нравственную истину, сокрытую причудливой мифологической пеленой и представленную в тени святилищ впечатляющими зримыми образами – порождениями искусства и природной магии, для того, чтобы сама эта истина произвела на кандидатов наибольшее впечатление. Жрецы стремились избавить посвящаемых от вечного страха перед страданиями и смертью, боязни полного исчезновения. Автор диалога
Ибо муки и кары Тартара, символические для посвященного, были совершенно материальны и реальны для основной массы профанов; а позднее даже многие посвященные неверно и не до конца понимали суть аллегории. Сначала осужденная на кары душа попадала в тюрьму с тройными стенами, окруженную вздувающимися и бушующими огненными волнами Флегетона, качающими и сталкивающими огромные обломки раскаленных добела скал; затем она проходила во врата, подпираемые гигантскими адамантовыми колоннами, разрушить которые были способны одни лишь боги; на страже у них стояла Тизифона в окровавленных одеждах; несчастная душа тонула в тягостных стонах осужденных на вечные муки, окровавленные и истерзанные тела которых валялись повсюду, а крики их сливались в ужасном гармоническом ассонансе с лязгом неснимаемых цепей; Фурии осыпали грешников ядовитыми гадами; под ними разверзалась бедна, на дне которой извивалась Гидра, готовая растерзать всякого, кто падал в ее вечно голодную пасть; там же лежал вечный страдалец Тит, внутренности которого непрестанно терзал и пожирал стервятник; Сизиф вечно закатывал на гору огромный валун; Иксион мучился на своем колесе; Тантал стоял по колено в воде, и над головой его зрели ароматные плоды, а он все равно страдал от вечных жажды и голода; дочери Даная наполняли водой бездонные кувшины; тени мертвых пожирали хищные звери и жалили ядовитые змеи; неугасающий огонь вечно пожирал их тела, снова и снова возрождающиеся и обновляющиеся для того лишь, чтобы претерпевать все новые и новые страдания, – это имело своей целью наглядно преподать посвященным урок неизменных последствий греха и порока и наставить их на путь добродетели и чести.
И в том случае, если все эти физические страдания истолковывались посвященным как лишь символы невообразимых страданий, раздирающих бессмертную душу и нематериальный дух, угрызений совести, они несомненно многое теряли в выразительности, потому что любые символы и аллегории недостаточны для человека, который с трудом воспринимает все недоступное его познанию посредством пяти примитивных чувств; мрачный взгляд иерофанта, картины, прочие зримые образы и разыгрываемые представления, погребальные жертвы, увенчивающие священные Мистерии, торжественная тишина святилищ, – все это нисколько не теряло значения и влияния на посвящаемого, если он знал, что это всего лишь символы и аллегории; наоборот, в этом случае он позволял своему интеллекту управлять чувствами при помощи аналогического сопоставления.
Также учение Мистерий гласило, что возможность покаяния и искупления существует практически для всех грехов, кроме, естественно, особо тяжких; искупление достигалось прохождением очищения