Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

Младенцы сначала наблюдали повторные показы одного из этих сюжетов, пока им не надоедало. Тогда им показывали другой сюжет. Если второй сюжет был эмоционально подобен первому (например, сначала забота, потом помощь), младенцы теряли интерес; если второй сюжет отличался по эмоциональному содержанию (например, сначала забота, потом нанесение удара), интерес младенцев восстанавливался, и они наблюдали за происходящим. Подобно взрослым, младенцы воспринимали эти формы как активно действующих участников и приписывали их взаимодействиям определенную эмоциональную окраску. Эти примитивные принципы действия (придание эмоциональной окраски и предпочтение одного, а не другого) способствуют развитию у ребенка нормальных социальных отношений. Созданиям Юма и Ролза они обеспечивают рано появляющуюся способность связывать эмоции и действия.

Тот факт, что младенцы смотрят дольше, когда эмоциональность сюжета меняется, еще не доказывает, что они воспринимают, классифицируют или переживают эти действия, опираясь на эмоциональную оценку происходящего.

Возможно, младенцы судят об этих показах просто на основе структурных принципов. Просматривая сюжеты, мы называем их «помощь» и «забота» и определяем их как допустимые, потому что они содержат одни и те же причины и следствия в виде двух кругов, соединяющихся и остающихся вместе. Запрещенные действия, напротив, включают агентов, которые встречаются и затем расходятся. Это описание того, как воспринимал бы ситуацию ролзианский младенец, и недавние эксперименты поддерживают эту идею[170].

Я привел пять принципов действия, принципов, управляющих детским пониманием мира, которые обеспечивают некоторые из стандартных блоков нашей моральной способности. Они активно действуют уже в конце первого года жизни. Их раннее появление — одно из свойств врожденной системы.

Целостность события

Смерть Джона Леннона была событием, которое многие люди оплакивали. Как событие, оно было похоже на смерть принцессы Дианы, но в то же время и отличалось от него. Однако оба эти события отличаются от событий типа ежегодного рождественского праздника, супербоула[171]или «Тайной вечери». Действия и события — сущности, которые мы опознаем и отличаем от других сущностей. Как сущности, они имеют свойственную только им определенность (т. е. идентичность)[172].

В отличие от идентичности объектов, идентичность событий связана со специфическим местоположением в пространстве и изменением с течением времени. Подобно объектам, действия и события имеют границы. Объекты имеют физические границы. Действия и события имеют пространственные и временные границы, которые мы обычно воспринимаем как начало и конец. Иногда эти границы нечеткие.

Подумайте на мгновение о таком событии, как убийство, и о действии, которое ведет к смерти человека. Вспомните, в частности, о примерах с трамвайным вагончиком из главы 3. Когда свидетель Дениз щелкает выключателем, ее действие заставляет вагон повернуть на боковой путь и травмировать человека, идущего по этому пути. Допустим, что этого пешехода срочно доставили в больницу, где через двадцать четыре часа после хирургической операции он умирает. Какие моменты времени можно считать началом убийства и его завершением? Можем ли мы сказать, что переключение тумблера убило пешехода? Вряд ли. Мы не можем утверждать, что переключение тумблера равно убийству, потому что фактически пешеход умер в другом месте. Имеется временная задержка. Свидетельствуя, мы могли бы сказать, что акт переключения начинается, когда рука Дениз прикоснулась к тумблеру, и заканчивается, когда тумблер переключен в другую позицию. Для некоторых начало может быть более ранним, уже в тот момент, когда Дениз только подумала положить свою руку на переключатель. Убийство в этом плане более неоднозначно. Мы воспринимаем действие Дениз как причину смерти пешехода, даже при том, что можем признать: это не было ее целью. Ее цель состояла в том, чтобы спасти жизни других пятерых людей.

Между действием — переключение тумблера — и смертью пешехода не происходит ничего, имеющего к ней отношение. Хирургическая операция доктора состоит из действий, которые составляют событие, но ни действия, ни событие в целом не играют никакой роли в заключительном результате. Доктор не убивал пешехода. Действия доктора имеют другую цель: спасти пешехода. Если бы доктор спас жизнь пешехода, мы все равно применяли бы то же самое определение к действию Дениз: переключение тумблера явилось причиной того, что вагон сбил пешехода. Мы не придаем большого значения времени, которое прошло между переключением тумблера и смертью пешехода. Мы чувствуем связь между актом и следствием. Большинство из нас судят о действии как о допустимом даже при том, что последствие действия — смерть.