Мораль и разум

Эти новые результаты, касающиеся понимания животными намерений других, — только начало. В них имеются дискуссионные моменты, и необходимо тщательно планировать дальнейшие исследования. Мы должны выявить общее и различное между людьми и животными в их способностях понимать мысли, намерения и настроения других. И подобия, и различия могут быть связаны со степенью, до которой животные могут использовать понимание чужих мыслей, желаний и намерений для суждения о значимости действий с точки зрения морали.

Один аспект, позволяющий провести эти различия, связан со степенью генерализации способности животных к пониманию других индивидуумов. Иными словами, вопрос состоит в том, насколько широко могут животные использовать эту способность, переходя из одного контекста в другой. Сразу несколько исследований шимпанзе показывают, что обезьяны успешно используют информацию о том, что знает другой индивидуум, и обнаруживают тенденцию вести конкурентоспособные взаимодействия с ним, а при неудаче использовать ту же самую информацию для ведения кооперативных взаимодействий[324].

С точки зрения возможностей человека, эти результаты кажутся озадачивающими. Если я знаю, что вам неизвестно, где спрятана пища, я могу вас либо обмануть, учитывая вашу неосведомленность, либо привести к этому месту, чтобы облегчить сотрудничество. Контекст не играет роли, потому что наша способность к пониманию чужих мыслей является более общей и абстрактной. Как мы интерпретируем результаты, полученные в опытах на шимпанзе?

Несколько исследователей поведения животных пришли к заключению, что отбор, по-видимому, способствовал развитию адаптации, определяемой конкретным контекстом, т. е. адаптации, призванной решить узкий диапазон проблем. Эта идея привела к метафоре, согласно которой интеллект животных действует по принципу лазерного луча, в то время как интеллект человека сопоставим с лучом прожектора. Одно из объяснений результатов, полученных при изучении шимпанзе, состоит в том, что их способность к «чтению» чужих мыслей отличается от нашей способности в том плане, что они могут использовать наблюдение как источник знания только в напряженной обстановке соревнования, но не в других контекстах. Эта специализация чем-то напоминает язык танца медоносной пчелы. Танец пчелы описан этологом, нобелевским лауреатом Карлом фон Фришем. Этот танец рассматривается как своеобразный язык, потому что он обладает символикой, обеспечивающей детальную информацию о местоположении пищи. Рисунок танца пчелы — это подробный рассказ об окружающем мире, его объектах и событиях. Оказалось, однако, что способности медоносной пчелы ограничены только одной-единственной сферой — пропитанием, и ничем иным, помимо пропитания. Хотя считалось, что медоносные пчелы не столь интересны для научных дискуссий, дальнейшая работа Фриша и других биологов выявила большую сложность социальной жизни этих насекомых. Поэтому пчелы могут подарить ученым множество тем для обсуждения, но их жизнь практически не соотносится с точностью их танца, описывающего источники пропитания. Пчелиная система связи — пример интеллекта, организованного по типу лазерного луча. Социальная психология шимпанзе может быть другим примером.

Помимо сказанного, существует альтернативное объяснение результатов, полученных в опытах с шимпанзе. Это объяснение возвращает нас к главе 4, проблемам обнаружения мошенничества и задаче Уэйсона по выбору карты[325].