Я не знаю, встречал ли я его раньше, но его глаза имеют то же качество, что и мои — оба бездушные. Это еще больше подтверждается, когда он двигается — роботизированная неподвижность, которая мне в какой-то степени знакома. В моем случае, однако, я потратил годы, пытаясь бороться с этим, наблюдая за тем, как ведут себя люди вокруг меня, и подражая им.
— Влад, — улыбаюсь я, протягивая руку для приветствия.
Его глаза пусты, и он просто кивает мне, проходя к дивану и садясь.
Черт, но он еще грубее, чем я.
Я сажусь рядом с ним, продолжая наблюдать.
Его спина прямая, не касается дивана, руки лежат на коленях, а позвоночник составляет угол девяносто градусов. Он похож на солдата на учениях. Его глаза обращены вперед, как будто меня нет в комнате, но я вижу небольшие движения в углу - он оценивает свое окружение.
— Полагаю, тебе любопытно, о чем я хотел с тобой поговорить, поскольку мы никогда раньше не встречались, — начинаю я, сохраняя веселый тон.
Он по-прежнему не отвечает, просто смотрит вперед. На мгновение я задумываюсь, не похож ли он на Сета, у которого тоже есть язык.
— Проект «Гуманитас», — перехожу я к делу, и его челюсть дергается в знак того, что это название что-то для него значит.
— Что ты знаешь о проекте «Гуманитас»? — спрашивает он, и я впервые слышу его голос. Он сырой и хриплый, как будто он долгое время находился в дыму, и его голосовые связки повреждены.
— Я был там. — Я пожимаю плечами, ожидая, что он даст мне больше, чем просто подергивание лица.
Медленно, его лицо поворачивается ко мне, его глаза сужаются.
— Мне сказали, что нас обоих забрали одновременно. Валентино Ластра, — добавляю я, довольный тем, что он отреагировал на имя.
Он молчит некоторое время, прежде чем спросить.
— Что они с тобой сделали? — он моргает медленно, почти механически.
Думаю, не помешает показать ему, поскольку я делаю обоснованное предположение, что он прошел через то же самое, что и я. Распахнув рубашку, я показываю ему гребни от хирургических шрамов, и он кивает.
Удивительно, но он делает то же самое, показывая мне большой шрам на спине, идущий от шеи до таза.
— Я удивлен, что ты выжил, — комментирую я, замечая обширные шрамы.
— То же самое, — отвечает он, надевая обратно свою одежду.
— Что ты помнишь? — спрашиваю я, рассказывая ему, что многие мои воспоминания из плена исчезли.
— Тебе повезло, — тихо говорит он. — Не проходит и дня, чтобы я не помнил, что они со мной делали... что они пытались, — усмехается он.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, что они пытались создать идеального солдата, — начинает он, и я киваю, — а для этого им нужны были дети, у которых с рождения был определенный дефект, из-за которого их вряд ли волновали вопросы добра или зла. Что-то вроде психопата.
— Мутация в миндалине. У тебя она тоже есть?
— Да. У всех, кто там был, она была. Это был базовый уровень. После этого они попытались сделать из нас машины для убийства, вытравив из нас человечность и заменив ее жаждой крови. Но им нужно было и кое-что еще... — он прерывается, поднимает рукав и отгибает конец рубашки и брюк, чтобы показать мне бионические руку и ногу. — Физическая сила. Им нужен был кто-то непобедимый, поэтому они пытались устранить боль и превратить наши тела в оружие.
— Они сделали это с тобой? — Мои глаза расширяются, а он просто пожимает плечами.
— Они имплантировали металл в мой позвоночник. Он соединяется с рукой и ногой. После того, как меня спасли, это было плохо, так как мне нужно было изменить их размер, а там не так много инженеров, которые могли бы это сделать, — непринужденно комментирует он.
Черт, он полуробот.
Теперь это объясняет его позу.
— Ты тоже был близнецом? — спрашиваю я, и впервые вижу вспышку боли в его глазах.
— Да. Хотя его уже давно нет.
— И моего тоже, — добавляю я, и на короткое мгновение мы понимаем друг друга.
— Почему ты спрашиваешь о них сейчас? Прошло более двадцати лет, — он хмурится, наклоняет голову и с любопытством смотрит на меня.
— Мне стало известно, что моя младшая сестра была продана Майлзу из проекта «Гуманитас» около девяти лет назад.
— Почему? У нее была мутация?
— Нет. Но я думаю, она была нужна ему для чего-то другого. — Некоторые вещи становятся все более ясными, и, хотя я не остановлюсь, пока Проект "Гуманитас" не окажется в земле, но я надеюсь найти Катю мертвой. Потому что альтернатива гораздо более ужасна.
— Изолировать ген каким-то образом, — проницательно замечает он, и я мрачно киваю.
— Он бы предположил, что это передается по наследству. — добавляю я.
— Это было бы логично. Насколько я понимаю, это довольно редкое явление. Если бы у Майлза была собственная фабрика, все было бы гораздо проще.
Я ворчу. Я думал об этом, но не хотел признаться себе, что мою сестру могли использовать как лабораторную крысу все эти годы, подвергая бесчисленным ужасам. Черт, теперь, когда я знаю хотя бы часть того, что случилось со мной и Ваней, то я могу предположить, что бы они сделали и с ней.
Особенно слова Патрика натолкнули меня на эти рассуждения, поскольку он неоднократно упоминал о чьих-то родах.