Отсюда проистекает трактовка нерегулярного, неупорядоченного, изменчивого поведения как аморального, а людей, не подчиняющихся правилам, зависящих «от предрасположений данного момента», «неуправляемых» (“les irr'eguliers”) – как морально несостоятельных и порочных. По адресу последних Дюркгейм разражается настоящей филиппикой, подчеркивая, по существу, что подобные люди с нерегулярным, неустойчивым, неупорядоченным поведением в лучшем случае могут считаться неполноценными в моральном отношении[69]
. Более того, как это ни удивительно, но даже проявления индивидуального героизма или святости, именно вследствие их незаурядности, экстраординарности, с этой точки зрения, также оказываются за пределами морали: они, как и любое, даже благородное, но не обязательное поведение, относятся скорее к своего рода эстетике, проистекающей из моральной жизни, но выходящей за собственные пределы этой жизни[70].С данным представлением перекликается трактовка Дюркгеймом
Дух дисциплины в трактовке Дюркгейма неотделим от духа стоицизма. Он позволяет подлинно моральной личности осуществлять самоконтроль и в конечном счете, вопреки ходячим стереотипам, служит основой свободы индивида. Человеческая природа, по Дюркгейму, отличается конечностью, ограниченностью. Поэтому дисциплина, неразрывно связанная с ограничением и самоограничением, носит естественный характер, а потому является источником подлинной свободы человека: она соответствует человеческой природе и вместе с тем подлинной морали. И наоборот, стремление к бесконечности противоречит этой природе, вызывая то, что он называет «болезнь беспредельного» (“le mal de l’infini”), а вместе с этой болезнью – аномию и сопутствующие ей социальные и психические патологии.
Опора на
В «Моральном воспитании», как и в более ранних работах, Дюркгейм делал акцент на обязательном характере моральных правил. Неудивительно, что «дух дисциплины» здесь выступает для него в качестве
Отмеченные два элемента морали у Дюркгейма симметрично соответствуют двум аспектам, или подсистемам социальной интеграции, выделенным им ранее в «О разделении общественного труда» (1893) и особенно в «Самоубийстве» (1897): социальной регуляции, с одной стороны, и социальной солидарности – с другой. «Дух дисциплины» соответствует регуляции, а «привязанность к социальной группе» – солидарности. Аналогичным образом в «Самоубийстве» «аномия» выступает как нарушение в первой подсистеме, а «эгоизм» – как нарушение во второй[75]
. Таким образом, дюркгеймовская теория морали оказывается включенной в его более широкую теорию социальной интеграции, состоящей из двух названных базовых компонентов и образующих социальную основу морали[76].