Моральное животное

Ныне новое поколение ученых-социологов дарвинской школы борется с доктриной, на протяжении большей части нынешнего столетия доминировавшей в общественных науках. Её идея состоит в том, что биология не имеет особого значения, что уникально воспитуемая человеческая психика, наряду с уникальным воздействием культуры, оторвала уже наше поведение от его эволюционных корней; что не врождённая человеческая натура управляет человеческими поступками, а скорее наоборот, что этой неотъемлемой натурой человека нужно управлять. Отец современной социологии Эмиль Дюркгейм (Emile Durkheim) так писал об этом в начале нашего века: человеческая натура "всего лишь неопределенный, сырой материал, выплавляемый и преобразуемый воздействием социального фактора". История показывает, как пишет Дюркгейм, что даже такие глубоко переживаемые эмоции, как половая ревность, отеческая любовь к своему ребенку или любовь ребенка к отцу — "далеки от врождённости в человеческой натуре". Согласно этому взгляду, мозг в основном пассивен, это всего лишь чаша, в которую по мере взросления индивида вливается местная культура. Если же разум и накладывает какие-либо ограничения на содержание культуры, то они слишком широки. Антрополог Роберт Лоуви (Robert Lowie) писал в 1917 г., что "принципами психологии так же нельзя объяснить феномен культуры, как гравитацией — архитектурные стили". Даже психологи, от которых вообще-то можно было бы ожидать доводов в защиту человеческого разума, часто пренебрежительно отзывались о нем, как о чем-то немногим большем чистой доски.[2] Бихевиоризм, доминировавший в психологии на протяжении большей части данного столетия, в основном заключается в той идее, что люди склонны делать то, за что их вознаграждают и не делать того, за что наказывают, и таким образом формируют изначально бесформенный ум. В романе-утопии Б.Ф. Скиннера "Уолден II" (B.F. Skinner, "Walden II"), написанном в 1948 году, зависть, ревность и прочие антиобщественные побуждения устраняются строгой системой положительных и отрицательных подкреплений.

Этот взгляд на человеческую природу, как на что-то почти не существующее и мало на что влияющее, известен среди современных общественных ученых-дарвинистов как "стандартная модель социальной науки". Многие из них изучали её на последних курсах университетов, а некоторые из них прожили годы под её сенью, прежде чем начали сомневаться в ней. А от сомнений перешли к бунту.

Происходящее сегодня во многом вписывается в "смену парадигмы", описанную Томасом Куном (Thomas Kuhn) в его хорошо известной книге "Структура научных революций" (The Structure of Scientific Revolutions). Группа учёных, в основном молодых, бросают вызов установившимся взглядам своих старших авторитетов, встречают ожесточенное сопротивление, упорно продолжают борьбу и достигают периода расцвета. Тем не менее, несмотря на классический облик этого конфликта поколений, в нём наличествует пара отличительных иронических деталей.

Начнём с того, что революция эта протекает довольно неприметно. Разнообразные революционеры упрямо отказываются наименовать себя каким-нибудь одним простым именем; таким, чтобы оно легко умещалось на трепещущем знамени. Когда-то у них такое наименование было — «социобиологи», весьма уместный и полезный термин, введенный Уилсоном (Wilson). Но книга Уилсона вызвала на себя такой огонь критики, так много обвинений в пагубных политических намерениях и карикатурных изображений существа социобиологии, что само это слово оказалось скомпрометированным. Ныне большинство практикующих в области, обозначаемой этим словом, стараются избегать этого ярлыка. Несмотря на то, что они объединены присягой верности согласованному и логически последовательному набору доктрин, они выступают под разными именами: поведенческие экологи, антропологи-дарвинисты, эволюционные психологи и эволюционные психиатры. Иногда приходится слышать вопрос: "Что же случилось с социобиологией?" Ответ состоит в том, что она ушла в подполье, где и занимается подтачиванием основ академического правоверия.