Различия между фрейдизмом и дарвинизмом сохраняются и при обращении к подсознательному, а различия снова затрагивают функцию боли. Вспомните «золотое правило» Дарвина: немедленно записывать любое наблюдение, противоречащее его теориям, поскольку «такого рода факты и мысли обычно ускользают из памяти гораздо скорее, чем благоприятные»[633]
. Фрейд цитировал эту фразу как подтверждение выведенной им тенденции «выбрасывать из памяти то, что неприятно»[634]. Эту тенденцию Фрейд полагал широкой и общей, наблюдающейся как среди психически здоровых, так и среди больных и являющейся ключевой в динамике подсознания. Все бы хорошо, но есть одно «но». Болезненные воспоминания чрезвычайно трудно забыть. Фрейд сам упоминает об этом буквально через пару строк, и пациенты особенно жаловались на болезненно неотвязное «воспоминание обид или оскорблений».Возможно, это просто означало, что тенденция забывать неприятные вещи не является всеобщей? Нет. Фрейд предпочел другое объяснение: все решает случай, иногда стремление отбрасывать болезненные воспоминания оказывается успешным, а иногда – нет; психика – это «арена цирка», где противостоящие тенденции сталкиваются, и заранее нельзя сказать, какая из них победит[635]
.Эволюционным психологам гораздо проще найти ответ на данные вопросы, поскольку их представление о человеческой психике отличается от схематичного подхода Фрейда. Они уверены, что мозг в ходе эволюции, на протяжении многих веков «на скорую руку» приспосабливался к разным насущным задачам по мере их возникновения. А если нет задачи подогнать под единый знаменатель воспоминания об обидах, оскорблениях и неудобных фактах, то и не приходится ломать голову над тем, как объяснить случаи, выбивающиеся из общей картины. Можно просто искать ответы на актуальные вопросы: 1) почему мы забываем факты, противоречащие нашим взглядам; 2) почему мы помним обиды; 3) почему мы помним унижения.
Ответы мы уже примерно наметили. Забыв о неудобных фактах, можно спорить с полной убежденностью в своей правоте (а это немаловажно, ведь у наших предков в подобных спорах были генетические ставки). Запоминать обиды необходимо, чтобы иметь потом возможность потребовать компенсации или наказать обидчика. Болезненные воспоминания об унижениях заставляют нас впредь избегать действий, способных понизить наш социальный статус; а если унижения были слишком сильными, то память о них заставляет нас понизить свою самооценку в целях адаптации.
Получается, что модель человеческой психики, предложенная Фрейдом, недостаточно сложна (хотите верьте, хотите нет). У нее оказалось больше темных закутков и маленьких хитростей, чем он предполагал.
Главное достоинство теории Фрейда заключается в том, что он вычленил основной парадокс нашего существования: будучи по природе своей сладострастными, жадными и вообще эгоистичными, мы, однако, вынуждены вести себя цивилизованно, то есть идти к своим животным целям по извилистой дорожке сотрудничества, компромисса и ограничений. Из понимания этого парадокса вытекает главная идея Фрейда о психике как о месте столкновения животных импульсов с социальной реальностью.
Одну из биологических точек зрения на сей конфликт предложил Пол Маклин, выдвинувший теорию о том, что мозг человека можно разделить на три составляющие, или три слоя: мозг рептилий (самый древний), отвечающий за наши инстинкты, мозг млекопитающих (лимбический), отвечающий за эмоции и социальные отношения и в том числе за привязанность к детям, и новый мозг (неокортекс), отвечающий за абстрактное мышление, речь и, вероятно, привязанность к неродственникам. Как писал Маклин, он «услужливо рационализировал, оправдывал и подбирал словесные выражения для импульсов, исходящих из ретикулярного и лимбического слоя нашего мозга…»[636]
. Как и многие изящные модели, она может показаться излишне простой, но между тем она хорошо отражает ключевое направление эволюции – переход от уединенного проживания к социальному, где погоня за едой и сексом становится все более тонким и сложным делом.Подсознание (ид, «Оно», дикий зверь в подвале), вероятно, вырастает из рептильного мозга, продукта досоциальной эволюции мозга. Супер-эго («Сверх-Я»), или, нестрого говоря, совесть, является более поздним изобретением. Это источник запретов и чувства вины, нацеленных на то, чтобы ограничить ид для обеспечения генетического успеха. Супер-эго не дает нам, скажем, причинять вред родным братьям и сестрам и пренебрегать друзьями. Эго («Я») находится в середине. Его конечные, хотя и неосознанные, цели – это цели ид, однако преследуются они с учетом долгосрочной перспективы, памятуя о предостережениях и нотациях супер-эго.