В семейной паре шантаж и давление осуществляются через детей, если они есть, или посредством судебных процедур, касающихся совместного имущества. В профессиональной среде нередко возбуждают дело против жертвы, которую всегда можно в чем-нибудь обвинить, например в том, что человек случайно унес домой какой-либо важный документ. В любом случае агрессор жалуется на то, что его интересы ущемлены, хотя на самом деле именно жертва теряет все.
Эволюция
Если жертве все-таки удается ценой собственных усилий окончательно разорвать отношения с агрессором, все равно нельзя отрицать драматических последствий прежней жизни, в которой жертва была низведена до положения вещи. Начиная с этого момента любое воспоминание или новое событие будет иметь другой смысл, связанный с приобретенным опытом.
Физическая удаленность от агрессора в первое время приносит жертве чувство свободы: «Наконец я могу вздохнуть свободно!» По прошествии шокового периода вновь появляется интерес к работе или активному досугу, любознательность по отношению к миру или к людям и другие чувства, до сих пор блокированные зависимостью от агрессора. Однако и здесь не обходится без трудностей.
Некоторые жертвы морального преследования выходят из него, лишь сохранив плохие воспоминания, с которыми они могут совладать, — в основном это случаи непродолжительного воздействия или насилие вне семьи. Многие испытывают неприятные моменты реминисценции травмирующих ситуаций, но мирятся с ними.
Попытки забыть чаще всего ведут к возникновению запоздалых психических или соматических расстройств, как если бы страдание жило в другом теле, а психика при этом была активной и недоступной влиянию агрессора.
Пережитое насилие может оставлять легкие последствия, которые практически не мешают нормальной общественной жизни. Психика жертв кажется невредимой, но при этом все же сохраняются менее специфические симптомы, такие как попытка утаить испытанную агрессию. Это может выражаться в общем беспокойстве, хронической усталости, бессоннице, головных (или других) болях, психосоматических расстройствах (артериальная гипертония, экзема, язва желудка или кишечника и т. д.) и особенно в зависимом поведении (булимия, алкоголизм, наркомания). Когда такие люди консультируются у терапевта, им предписывают симптоматические лекарства или транквилизаторы. Врач не может установить связь между испытанным жертвой насилием, так как она о нем не упоминает, и расстройствами, от которых она лечится.
Случается, что жертвы постфактум жалуются на неконтролируемую агрессивность, которая остается с тех времен, когда они не могли защитить себя, и которая также может быть интерпретирована как переданная агрессивность.
У других жертв развивается целый ряд симптомов, близких к посттравматическому стрессу по определению Управления естественных наук. Это определение приблизительно соответствует принятому у европейских врачей определению травматического невроза, изучение которого началось с исследования военного невроза во время Первой мировой войны[31]
и которое особенно развивалось американцами, исследующими психическое состояние ветеранов вьетнамской кампании. Позже этот диагноз использовался для описания психологических последствий, вызванных природными катастрофами, вооруженными нападениями и изнасилованиями. По отношению к супружескому насилию этот термин стал использоваться сравнительно недавно[32]. Обычно термин «травматический невроз» не употребляют по отношению к жертвам нравственного извращения, он предназначен д ля людей, попавших в ситуацию, в которой под угрозой оказывалась их физическая безопасность или безопасность другого человека. Тем не менее генерал Крок, французский специалист по виктимологии, считает, что те, кому, угрожают, кого преследуют, на кого клевещут, являются психологическими жертвами[33]. Такие жертвы, как и жертвы войны, находились в «осадном положении», которое вынуждает их постоянно быть настороже.