Моральные основы отсталого общества

На город, можно сказать, надвигается структура современного индустриального общества с партиями, с профессиональными ассоциациями, с политиками, которые приходят со стороны. По отношению к этой структуре необходимо как-то определяться, в то время как у людей еще не сформировались ни новые ценности, ни новые представления о мире и способах взаимодействия с ним, а старые в новых условиях ни на что не годятся. Кроме того, это общество находится в ситуации двойного экономического кризиса: это послевоенный экономический кризис, который к тому же в этой конкретной местности усугубляется тем обстоятельством, что традиционный сельскохозяйственный образ жизни просто переживает упадок в процессе индустриализации. Сельское хозяйство, в котором заняты жители городка, из флагмана становится самым отсталым сектором экономики, привычные экономические стратегии перестают кормить.

Трудно сказать, встроены ли концентрация на выживании, оппортунизм и импульсивность в структуру ценностей описываемого общества так глубоко, как об этом пишет Бэнфилд, – может быть, это просто следствие очень длительного периода экономических трудностей, военного и послевоенного, и слома довоенной структуры общества. Автор говорит о страхе перед соседской завистью, приводя этому яркие примеры: люди прячутся от соседей, когда проносят в дом куриное яйцо или кусок колбасы. Учитывая, что речь идет о семьях с детьми, эти примеры могут многое сказать нам о том, в каком экономическом положении находятся эти люди. Эта бедность такова, что в обществе просто нет горизонта ценностей, нет, образно говоря, доступа к следующим уровням пирамиды Маслоу.

При всех ограничениях, значение подхода Бэнфилда в качестве исследователя институтов заключается в том, что он рассматривает их как общественные структуры, способствующие координации между людьми. Он понимает социальный капитал весьма современным образом: как, с одной стороны, рутинные практики, нормы, ценностные установки, взгляд на мир, которые способствуют кооперации «ради общего блага», а с другой – как достаточное количество продуктивных связей между людьми, чтобы эта кооперация стала возможной. Среди причин «отсталости» Бэнфилд называет неспособность институтов этого общества обеспечить достаточный уровень сотрудничества и координации. Если люди не доверяют друг другу, завидуют и боятся зависти окружающих, склонны к обману в отношении практически всех, сосредоточены на благе исключительно собственной семьи – это приводит к глубокой стагнации. Бэнфилд оказался прав если не в диагнозе, то в прогнозе: отставание южной Италии не преодолено до сих пор.

Перед нами влиятельная книга и новое слово в институциональной теории, а кроме того, это фактически антропологическая работа – пусть и выполненная не антропологом, со всеми ограничениями авторского подхода, – сохранившая для нас картину жизни в итальянском городе 50-х годов прошлого века глазами институционалиста с системным и острым взглядом. И все-таки эта книга незаслуженно льстит нам, потому что мы гораздо больше похожи на автора, чем на его респондентов. «Ах вот почему они настолько хуже меня!» – радостно воскликнет университетский читатель, который увидит их «моральную отсталость». Но собственно сделанное Бэнфилдом антропологическое описание не теряет своего значения, даже если вы не соглашаетесь ни с его интерпретацией, ни с несколько высокомерной общей позицией автора. Сегодня, когда институциональный подход к осмыслению реальности стал общим местом, главная ценность этой книги заключается в собранном в ней богатейшем эмпирическом материале. Автор щедро делится цитатами из интервью, подробнейшим образом описывает то, что ему удается узнать. И современный читатель получает возможность как будто под микроскопом увидеть общество, которое уже давно перестало существовать.

Автор – доцент Высшей школы экономики, Санкт-Петербург