Моральные размышления. О старости, о дружбе, об обязанностях

(XXV, 94) Не надо исполнять и таких обещаний, которые отнюдь не полезны тем людям, которым они были даны. Солнце (вернемся к сказаниям) обещало своему сыну Фаетону исполнить все, чего бы он ни пожелал. Фаетон пожелал подняться на колесницу отца; он поднялся на нее; и вот, прежде чем остановить ее бег, сгорел, пораженный молнией. Насколько лучше было бы, если бы отец обещания своего не сдержал! А обещание, исполнения которого Тесей добился от Нептуна! Когда Нептун обещал ему исполнить одно из его трех желаний, Тесей пожелал смерти своего сына Ипполита, так как его отношения с мачехой вызвали подозрения у отца. После того, как желание Тесея было исполнено, его охватила глубочайшая скорбь. (95) А Агамемнон? После того, как он обрек Диане прекраснейшее существо, которое в этом году могло родиться в его царстве, он заклал ей Ифигению, прекраснее которой не было существа, родившегося в этом году. Не исполнить такого обещания было бы лучше, чем дойти до столь отвратительного деяния. Поэтому обещание не всегда надо исполнять, а отданное на хранение не всегда надо возвращать. Если кто-нибудь, будучи в здравом уме, отдаст тебе на хранение меч и станет его требовать обратно, помутившись в уме, то отдать меч будет преступлением; долгом твоим будет не отдавать его. А если человек отдаст тебе на хранение деньги, а потом объявит войну отечеству, то возвратишь ли ты ему деньги, данные тебе на хранение? Не думаю этого; ведь это было бы деянием во вред государству, которое тебе должно быть дороже всего.

Так многое, по существу своему кажущееся нравственно-прекрасным, в зависимости от обстоятельств быть нравственно-прекрасным перестает: исполнять обещания, быть верным соглашению, возвращать принятое на хранение – все это, переставая быть полезным, становится дурным в нравственном отношении. Впрочем, о том, что кажется полезным, но противно справедливости, так как производит лишь впечатление дальновидности, сказано, думается мне, достаточно. (96) Но так как в первой книге мы вывели обязанности из четырех источников нравственной красоты, то будем придерживаться этих же источников, когда станем доказывать, сколь враждебно доблести то, что полезным кажется, но таковым не является. Мы рассмотрели и вопрос о дальновидности, которой хочет подражать злонамеренность, и вопрос о справедливости, которая всегда полезна. Остаются два раздела о нравственной красоте: один касается величия и превосходства возвышенной души, другой – воспитания души и самообладания благодаря воздержности и умеренности.

(XXVI, 97) Улиссу казалось полезным, – во всяком случае, таким его нам представили поэты в своих трагедиях; ибо у Гомера, свидетеля надежнейшего, такого подозрения насчет Улисса нет, – итак, трагедии обвиняют его в том, что он, притворившись безумным, хотел уклониться от участия в походе. Намерение, не прекрасное в нравственном отношении, но полезное, как кое-кто, пожалуй, скажет, – царствовать и в праздности жить на Итаке вместе с родителями, женой и сыном. А ты? Думаешь ли ты, что какое-нибудь блистательное деяние, совершенное среди каждодневных лишений и опасностей, сравнится с этим спокойствием? Я, со своей стороны, нахожу нужным последнее презреть и отвергнуть, так как то, что не прекрасно в нравственном отношении, по моему мнению, даже не полезно. (98) Что, по твоему мнению, предстояло бы услыхать Улиссу, упорствуй он в своем притворстве? Хотя он и совершил величайшие подвиги на войне, он все же услыхал бы от Аякса:

Тот муж, который предложил им дать ту клятву,
Что вам известна всем, один нарушил слово:
Чтоб на войну нейти, безумным притворился.
Когда бы Паламеда мудрое прозренье
Его лукавого бесстыдства не раскрыло,
Он верности завет и доле нарушал бы.

(99) Право, для него было бы лучше сразиться, уже не говорю – с врагами, но даже с морскими волнами, что он и сделал, вместо того, чтобы изменить Греции, единой в своей войне против варваров.