Вернув надорванный уголок бумаги на место, сапожник-скорняк проследил за тем, как процесс выгрузки посылки пошел в обратном направлении: впрочем, на верстаке осталось пяток плиток фруктового чая и две с точно такой же закорючкой, как на упаковке в его руках.
— Ложись.
Аккуратно уложив плитку ценной травы на кухонный стол, он с готовностью пересел на лежак и растянулся во весь рост — и чуть подвинулся, давая место подсевшей блондиночке.
— Смотри в глаза.
Лиловый цвет радужки глаз начал сменяться чистым, и очень ярким фиолетовыми огнем. Последнее, что запомнилось Ефиму перед тем, как отъехать в бессознанку — что живые аметисты как-то странно замерцали, и…
— А?!?
Подскочив на лежаке и осознав, что он по-прежнему в своей подвальной биндежке, мужчина потряс головой, затем еще раз, попытался встать и упал лицом в подушку, больно подмяв под себя ослабевшую руку.
— Лежи спокойно.
— Э?..
— Лежи и дыши, как я тебе показывала; и не забывай делать остальные упражнения.
Кое-как перевалившись обратно на спину, мужчина обнаружил, что, во-первых, на улице уже вечереет. Во-вторых, пока он изображал Спящую Красавицу, беляночка прибралась на своей части верстака, попила чай и выставила на стол бутылку настойки с очередной наверняка горькой и противной травяной гадости. Ну и третье: она уже уходила, а разбудил его легких шлепок по шеке. Присев так, что ее округлое бедро ощутимо придавило безвольную руку (зараза мелкая!), девушка ошарашила страдальца:
— Женщина, лет тридцати пяти, кровное родство первой степени. Зовут Глафира.
Кашлянув и облизав враз пересохшие губы, «медвежатник» растерянно подтвердил:
— Самую младшую сеструху Глашкой окрестили…
— Мужчина примерно тех же лет, зовут Иван. Родство более дальнее.
— Э-э?.. Так это наверное Ванька-меньшой, сын тетки Матрены?!
— Тебе видней. На столе отвар, как придешь в себя — плотно поужинай и через час стопочку прими. С утра после еды, ну и после упражнений, пока настой не закончится.
— Понял. А что насчет?
— Через месяц-полтора узнаю города, где живет твоя родня, а дальше уж сам.
— И того достаточно. Благодарствую, Александра!
Мелодично хмыкнув и зачем-то указав на беленую стенку над кроватью, беловолосая девица-красавица встала, поправила чуть перекосившийся летний сарафан — и уже через минуту язычки двух замков звонко клацнули, запирая входную дверь. Пыхтя и отдуваясь словно столетний дед, Ефим устроился поудобнее и мерно вдыхая-выдыхая воздух, вдруг зацепился глазами за свежие рисунки угольком, которых на беленой стене прежде не было. Вгляделся в портретный набросок женщины и гулко сглотнул. Присмотрелся к мужскому, медленно перекрестился, откинулся на лежак и затих, не в силах оторвать взгляда от родичей и ощущая, как лицо пробило липкой испариной.
— Выжили…
Глава 9
Двадцатого августа в Москве начиналось всесоюзное Первенство по пулевой стрельбе: большое событие, которого с нетерпением ждали все увлекающиеся стрелковым спортом — а таковых в стране, благодаря массовости ОСОАВИАХИМ и специализированным Школам снайперской подготовки, становилось все больше и больше. Но когда республиканские команды приезжали в первопрестольную, то первое, о чем они узнавали — что прибыли не на первенство, а на целый Чемпионат!.. Да-да, именно так: дело было в том, что начиная с мая в столице один за одним (или вообще параллельно) — шли чемпионаты по футболу, боксу, шахматам, плаванию, многоборью… В общем, почти по всем спортивным дисциплинам. Так что «пулевики» просто органично вливались в общее движение и становились частью большого Чемпионата СССР 1940 года — против чего, собственно, никто и не возражал. Заселили команды в новенькую (и пяти лет не прошло, как открыли) гостиницу с оригинальным названием «Москва», в хорошие просторные трех и двухместные номера, проявив этим своеобразное столичное радушие. Потому как в наличии были номера и на пять-шесть койко-мест, и даже они пользовались неизменным спросом у командировочных.
— Саша, сегодня в восемь вечера у вас будет общее собрание, а завтра в девять вас повезут на стрельбище «Динамо» в Измайлово.
— Спасибо, Галина Ивановна.
Одну из самых юных кандидаток в мастера спорта, и можно сказать, надежду белорусских юниорок разместили вместе с сопровождавшим ее опекуном, бывшим по совместительству директором минского детского дома номер четыре. Товарищ Липницкая, выбирая между всесоюзным пионерским слетом в Ташкенте, и сопровождением перспективной воспитанницы в Москву — выбрала служебный долг. Здраво рассудив, что в Среднюю Азию она обязательно скатается в другой раз, а вот побывать в столице и без вечной спешки спокойно пройтись по брусчатке Красной площади, посетить музей Революции и Третьяковскую галерею, заглянуть в цирк и ГУМ… В общем, в кои-то веки личный интерес полностью совпал с общественным и служебным.
— Ах да, Сашенька: вот, сказали надеть и носить не снимая.
Приняв из женских рук довольно красивый металлический ромбик с цветной эмалью, юниорка Морозова прочитала надпись по его краям: