Мораторий на крови

— Тебе легче, — расхохотался Коллинз. — Сибирь или Сахалин — это круто, а мне что — смертников в Майами или на Великие озера отправлять?

— Есть еще мыс Канаверал, — осторожно пошутил Кедров.

— Вот тут ты угадал, Ник! — Президент США был в отличном настроении. — Внесу твое предложение в НАСА, и отправим их на Марс. Но годков пятнадцать, пока новый ракетный проект не заработает, этим парням придется обождать.

— Может, и нашим ракетчикам подумать о Марсе? Время есть, мораторий только введен в России.

— Думаю, Ник, не ошибешься. Вот хотя бы на закуску еще и такие цифры. Ученые из Хьюстона подсчитали, что мораторий на смертную казнь, введенный в штате Иллинойс, спровоцировал в последнем году около 150 убийств. Так что замена электрического стула, расстрела или смертельной инъекции пожизненным заключением не воспринимается на «ура», как более гуманный шаг.

— Ты только о моратории хотел поговорить?

— Если бы… — После паузы Коллинз продолжил: — Как понимаешь, Ник, между нашими странами есть проблемы более существенные.

— Тут, Билл, ты целиком прав. К примеру, вы поддерживаете Саакашвили в Грузии, а он закрывает глаза, что через его границу в Россию засылают террористов и оружие.

— Это, Ник, еще надо доказать. Тогда встречный вопрос: скажи, почему Россия поддерживает государственные режимы в арабском мире, в Иране, Сирии, Египте?

— Сложный вопрос, на уровне международной дипломатии. Думаю, Билл, нам следует все обсудить при личной встрече. Но, согласись, международный терроризм угрожает как США, так и России. А посему приглашаю тебя для откровенного разговора осенью в Сочи, на бархатный сезон. Политика политикой, но есть еще и яхта под парусом, утренняя пробежка вдоль моря, ведь ты слывешь спортивным президентом.

— Спасибо, подумаю о столь соблазнительном предложении. А насчет мыса Канаверал и Марса, — шутливо закончил Коллинз, — сошлюсь на тебя и внесу предложение по нашим «нехорошим» ребятам в сенат.

18

Поскольку журналист Анатолий Фальковский с рождения был чистым евреем, что по отцу Соломону Евгеньевичу, что по матери Кларе Семеновне, он не комплексовал, понимая, что принадлежность к своему народу не выбирают. Родился он в Черновцах. В школе, в армии, потом в институте, куда на журфак ему удалось поступить лишь со второго захода со льготами после демобилизации, бывали проблемы с пресловутым пятым пунктом. Непредсказуемо, подобно падению в грязную зловонную лужу, его пусть нечасто, но порой сопровождали обидные злые слова — «жид», «еврейчик», «пархатый», случались и иные варианты.

Однако, крепкий от природы, в старших классах, да и в армии занимавшийся борьбой, Анатолий мог постоять за себя. И неудивительно, что именно за годы службы в Горьком, где бок о бок с ним были украинцы, армяне, узбеки, ребята из Прибалтики, при большинстве, конечно же, русских, у него сформировалось обостренное чувство интернационализма. Фальковский душой, сердцем понимал, что среди любой нации есть достойные люди. Но равно встречаются подлецы и карьеристы, нелучшие представители рода человеческого, с которыми не стоит идти в разведку. С этим ретрочувством, в значительной степени ностальгическим, памятуя об ушедшем в историю Советском Союзе, он и жил.

Анатолию вспомнилось, как в день демобилизации, перед первым экзаменом на факультет журналистики в Горьком, он получал свой гражданский паспорт. Накануне их армейский старшина Мишулин поставил парня в суточный наряд начальником караула. Доводы о том, что завтра экзамен и ему писать сочинение по литературе, на упертого старшину, вставшего гранитным утесом перед умоляющими фразами Фальковского, действия не возымели.

— Отдежуришь и валяй, пиши сочинения, — отрезал Мишулин. — Дежурную машину, так и быть, тебе обеспечу. Вмиг домчит до места.

В отчаянии, понимая, что после бессонной ночи он ничего путного не напишет, Анатолий обратился к замполиту Марушину. Душевный Николай Александрович, в прошлом боевой офицер, Герой Советского Союза, получивший «Золотую Звезду» в Великую Отечественную за форсирование Днепра, понял солдата. После звонка в штаб начальству он распорядился:

— Поезжай в канцелярию полка, там на тебя уже готовят приказ о демобилизации. Оттуда иди в паспортный стол, получишь, если вспоминать Маяковского, краснокожую паспортину. Об исполнении доложить…

С приказом из штаба полка, стараясь не измять столь драгоценный документ, Анатолий, робко постучавшись, вошел в кабинет начальника паспортного стола. Им оказался уже в годах седоватый майор с усталым красноватым лицом.

— А, служивый, звонил о тебе Николай Александрович, мы с ним в одной дивизии с немцами воевали. Садись вон за тот столик, заполни анкету.

Анатолий в волнении, стараясь не торопиться, чтоб не наделать ошибок, взялся за перо.