Морбакка

Малышка притихла, обдумывая ее слова. Она была не вполне довольна. Рядом с Большой Кайсой она никогда не боялась. И думала, что и Большая Кайса рядом с нею тоже ничего не боится. Хорошо хоть не слезла и не ушла домой, но все-таки лучше бы и ей радоваться, а не изнывать от страха.

В каюте “Уддехольма”

Обитатели Морбакки продолжали свое путешествие. Только уже не в большой бричке, а на борту красивого парохода под названием “Уддехольм”.

Целый день они провели в Карлстаде: навещали родню и делали покупки, а под вечер выехали из города и довольно долго стояли в ожидании на причале, который выдвигался далеко в огромное озеро Венерн. Большая Кайса сразу же оробела, потому что другого берега озера видно не было и ей казалось, будто здесь кончается весь мир.

Удивительное зрелище и для нее, и для всех остальных — красивый белый пароход словно бы вынырнул из безбрежности и подошел к причалу, чтобы взять их на борт.

Когда поручик с женой, и мамзель Ловиса, и Юхан, и Анна без колебаний поднялись по сходням, Большая Кайса пошла следом. Ведь она считала поручика Лагерлёфа человеком совестливым, разумным, он не станет опрометчиво подвергать своих детишек смертельной опасности, но что будет, когда они доберутся до того места, где мир кончается, она, во всяком случае, постичь не могла.

Нянька охотно осталась бы на палубе, поглядела, канет ли вода прямиком в бездну или хлынет куда-то еще, но едва только стемнело, всех морбаккских женщин и детей попросили покинуть палубу. Их проводили в так называемую каюту, которая оказалась самой маленькой комнатой, какую им довелось видеть, и там они устроились на ночлег.

На узком диванчике, тянувшемся вдоль одной длинной стены, расположилась г‑жа Лагерлёф, прямо в одежде, на таком же диванчике напротив — мамзель Ловиса. Над г-жой Лагерлёф, как бы на полке, поместился Юхан, на другой полке, над мамзель Ловисой, — Анна. На полу между диванчиками улеглись на одеяле Большая Кайса с хворой девчушкой, так что свободного места вовсе не осталось — ни сесть, ни лечь, ни пройти.

Свет погасили, пожелали друг другу доброй ночи — надобно спать. Некоторое время царили полная тишина и покой.

Но мало-помалу пол, где лежали Большая Кайса с девчушкой, начал странным образом качаться вверх-вниз, и малышка, словно мячик, перекатывалась то к диванчику г-жи Лагерлёф, то назад к Большой Кайсе. Это было забавно, и малышка совсем не боялась. Только никак не могла взять в толк, отчего пол не успокоится.

Немного погодя она услышала, как маменька и тетушка Ловиса перешептываются.

— Я съела слишком много жирной лососины у Шёстедтов, — сказала г‑жа Лагерлёф.

— По-моему, они не очень продумали меню. А ведь знали, что нам предстоит плавание по Венерну, — заметила мамзель Ловиса.

— Н-да, от Венерна добра не жди, — вздохнула г‑жа Лагерлёф.

Большая Кайса тоже принялась шептать:

— Скажите, хозяйка, мы что же, добрались до места, где озеру конец и вода обрушивается в пропасть?

— Нет, голубушка, озеро не кончится до утра, — ответила г‑жа Лагерлёф, не понимая, куда клонит нянька.

Опять стало тихо, но спокойствия не прибавилось. Пол качался вверх-вниз, и девчушка по-прежнему забавно перекатывалась туда-сюда.

Г‑жа Лагерлёф чиркнула серной спичкой, зажгла свечу.

— Надобно посмотреть, удержатся ли дети на полках, не упадут ли, — сказала она.

— Слава Богу, ты зажгла свет, — сказала тетушка Ловиса. — Все равно ведь уснуть невозможно.

— Хозяйка! Мамзель Ловиса! Неужто вы не чуете, что нас вниз тягает? — запричитала Большая Кайса. — Ох, да как же мы выберемся из энтой глыби? Как домой-то попадем?

— О чем это она? — спросила у невестки мамзель Ловиса.

— Говорит, что мы подошли к крайнему пределу, — ответила г‑жа Лагерлёф, которая понимала не больше, чем золовка.

Они опять замолчали, каждая думала о своем. Малышке показалось, что им страшно, сама-то она чувствовала себя превосходно. Лежала словно в большущих качелях.

Но тут кто-то тронул ручку двери. Красную портьеру отодвинули в сторону, на пороге стоял поручик Лагерлёф, с улыбкой оглядывая каюту.

— Как там, Густав? Шторм начинается? — быстро спросила г‑жа Лагерлёф.

— Не спите, стало быть, — сказал поручик Лагерлёф. — Да, ветер маленько разошелся, — добавил он успокаивающим тоном. — Капитан посоветовал мне спуститься к вам и сказать, что хуже, чем сейчас, не будет.

— А ты чем занят? — спросила тетушка Ловиса. — Ложиться не будешь?

— Где же мне, по-твоему, лечь, Ловиса, голубушка? — осведомился поручик Лагерлёф.

Когда он обвел взглядом переполненную каюту, словно высматривая, где бы ему пристроиться, в облике его сквозило что-то добродушное и ужасно смешное — все поневоле рассмеялись. Г‑жа Лагерлёф и мамзель Ловиса, только что лежавшие в испуге и легкой морской болезни, даже сели на диванчиках, чтобы посмеяться как следует, Юхан с Анной на своих полках так хохотали, что едва не скатились вниз, Большая Кайса позабыла, что вот-вот окажется на том жутком месте, где озеру конец, и тоже смеялась, а малышка обок нее просто покатывалась со смеху.