Мордовский марафон

"Медицинское обслуживание примитивное". Любопытно бы сравнить с нашим. Я уже два месяца не нахожу себе места от желудочных болей, а в медчасти нет даже соды - ем зубной порошок. Ты привезла чудодейственный "ротер", европейскую противоязвенную новинку, - я так ее ждал, так надеялся! - а эта старая рамолическая обезьянка в белом халате: "Они у нас обеспечены всем необходимым". - "Так ведь "ротер" же!" - "Что?" - "Ротер!" - "Ах, "ротер"!.. Так у нас есть "ротер", мы ему даем его!"

"Многие заключенные страдают серьезными болезнями, и ужасные условия существования способствуют различным осложнениям". Прямо в точку.

И все. Заключаю, что со всем прочим у них полный порядок. Ведь всякий пишущий о нашем лагере обязательно упомянет о свиданиях, посылках, книгах, расскажет о том, что, дотронувшись до нашего хлеба, надо тут же мыть руки такой он липкий... А ведь хлеб - главная наша пища! Они обо всем этом молчат следовательно, с этим у них нормально. А как там с соблюдением Конвенции МОТ о запрещении всех форм принудительного и обязательного труда, объявившей такой труд рабством? Ни слова! Их уголовнички не выкалывают на груди такую картинку: бродяга с котомкой на спине, перед ним полосатый пограничный столб с указателем "СССР - Турция", а внизу пояснение: "Иду туда, где нет труда!" Я не за был бы сказать и о полном бесправии заключенных, и о том, что лагерная униформа (особенно полосатая), опознавательные нагрудные таблички, стрижка наголо, передвижение по территории лагеря только строем под бравурные марши и т.п. - весьма существенное унижение человеческого достоинства, а согласно определению Нюрнбергского Международного Трибунала - это преступление.

А информационный голод? В наше-то время! Десятки лет держать человека на голодном информационном пайке - значит, сознательно увечить его...

(Здесь утрачена часть текста.)

...К тому же Грецию лихорадит. Их крайности - крайности нестабильного режима, их тюрьма - патология, наша - норма. Завтра двери их камер может распахнуть очередной переворот... Кто распахнет наши?

А ты говоришь: "Корфу!"

О "СТРАННОМ НАРОДЕ", АЛЬБЕРТЕ И ВООБЩЕ

Посылаю тебе последнюю свою работу. Еще не вполне унялась дрожь от поездки в Саранск, а вот поди ж ты!.. И не хотел, и зарекался... но история Альберта так взбудоражила меня, что, отметя все дела, все неотложности, я за восемь дней исписал гору бумаги и... настолько ошалел от работы, что никак не пойму: что же получилось? Надо бы дать ей, как водится, полежать месячишко, самому отдышаться, а потом снова за нее взяться, да боюсь, как бы она совсем не пропала... Попытайся ее сохранить - позже я хотел бы к ней еще вернуться (когда "позже"? Гм, вопросец!). А нет, так хотя бы законспектируй, опустив все, что может быть сочтено криминальным. В крайнем случае уничтожь. Мне бы хоть часок в день настоящей тишины и безопасности - чтобы не коситься на дверь, дрожа, что она вот-вот распахнется. Поверишь ли, что, когда писал "До свидания, Альберт!" (в ответ на его "Прощай!"), расплакался, как последняя баба... И почувствовал, что больше не могу прятаться за спиной ироничного, холодноватого "автора", что надо говорить от первого, своего лица. Извини, милая, письмо тебе некуда втиснуть - надеюсь, позже подвернется случай. Пока. Целую.

Страшная штука тюрьма... Нет ей оправдания.

Б.Вильде

"Кто же не читал Достоевского? Всякий читал Достоевского. И тем более "Записки из Мертвого дома". Но, как правило, давненько уже. Тут как-то автору пофартило раздобыть эти самые "Записки", и он поразился: да полно, того ли Достоевского читал он когда-то, уж не подмененного ли какого? Каким же надо было быть верхоглядом, чтобы столького не заметить! А может: сколько же надо самому отсидеть, чтобы столькое лишь теперь заметить!.. Наверное, чтобы вполне постичь "Преступление и наказание", надо самому быть в какой-то степени Раскольниковым (в большей, чем все мы им являемся), и только тогда... Впрочем, кроваво-крестные судороги - слишком, как ни верти, дорогая цена за постижение романных глубин, равным образом и многолетнее заживо гниенье в "Мертвом доме" не облегчить кичливым сознанием, что зато теперь все детали былого каторжного быта ты видишь словно наяву и от затхлого острожного духа перехватывает горло. Как бы ты ни обмирал перед величием литературных гениев, вряд ли стоит, домогаясь сопричастности их опыту, канючить у судьбы корч и Голгоф, как, к примеру сказать, вряд ли стоит желать себе бесповоротной смерти ради того, чтобы, оказавшись в аду, убедиться в нечеловеческой прозорливости Данте... Но коль скоро ты там все же окажешься, то, румянясь на раскаленной сковороде или стеклянно леденея в сатанинском холодильнике, все будешь сопоставлять ад нынешний с тем, давним, дантовским - если только тебе будет до того, если твои мозги не расплавятся окончательно или не замерзнут.