Мордовский марафон

Сколько я ни писал во все инстанции о свидании с тобой - реакции практически никакой. А я-то изощряюсь: в вашем-де гуманном законе сказано, что лагерная администрация обязана всячески способствовать социализации преступников и особенно - укреплять их семейные узы...

Но недавно были тут у нас две какие-то сановитые шишки в штатском. Приезжали специально на меня посмотреть, и связи с чем меня срочно извлекли из карцера (за что я туда угодил - разговор особый, расскажу потом, если время позволит), помыли в бане, побрили, переодели в чистую робу, выдали полпачки махорки, клок газеты, спички и даже налили миску щей, что является вопиющим нарушением карцерного режима, предписывающего кормежку лишь раз в двое суток... а ведь тот день у меня как раз должен был быть голодным. Праздник, да и только. Уж, думаю, не на свободку ли меня хотят выгнать? Вроде бы рановато, да чем черт не шутит? Тут ведь вечное колебание между двумя полюсами: то ли расстрелять его, гада, на мелкие кусочки, то ли орденом наградить его, героя!.. (А чаще сначала шлепнут, а уж потом - при реабилитации - героем обзовут. Хотя бывает и наоборот. Трудно оказать, что лучше.) Впрочем, цирюль, трудясь над моими колючками, развеял в прах те сладкие мечтания, шепнув: "Прикатили два каких-то змея, велели тебя вызвать, вот и..."

Вводят меня в кабинет начальника лагеря, смотрю - сидят двое, поздоровались культурно. "Присаживайтесь, Эдуард Самойлович", - говорят. Кто такие, откуда и зачем - сообщить отказались. Держались очень важно, выспрашивали о всякой всячине. Я к дипломатничанию, как знаешь, не всегда расположен, и, после того как они уклонились от шпаги моего закономерного любопытства (кто вы, что у вас за цель и каков ваш мандат?), я надулся, надменно поджал губы и, в ответ на просьбу подробно рассказать о мотивах содеянного мною два года назад, грубо отослал их к приговору - там, дескать, все написано... Ну, говорят, приговор-то приговором, а как это было на самом деле? Это меня, конечно, чрезвычайно умилило (к тому же я вспомнил о карцере: возьмут сейчас и уйдут, меня опять в клоповник потащат, а я еще и махорку не успел искурить...). Ах, говорю, если вы согласны, что приговор и "на самом деле" далеко не одно и то же, то разговор иной... На самом деле, торжественно заверил я их, все было совсем не так, как сформулировано в Шемякином приговоре и, уж конечно, не так, как это расписано по нашим газетам да журналам.

Ну, рассказал я им в общих чертах о том, кто мы на самом деле, что нами двигало и кто поистине виноват в том, что наше желание эмигрировать обернулось "изменой родине"... И, кажется, неплохо говорил - тема-то больная... Смотрю, вроде как бы проняло их чиновничьи души - потупились, головами кивают согласно... А может, почудилось мне? Вероятнее всего (сейчас вот мелькнуло), они актерствовали. Будь разговор один на один, еще можно верить в искренность (хоть вот в эту-то минуту, когда звучат высокие, наивно беззащитные слова и глаза смотрят в глаза...), но когда их двое... Да они друг друга боятся больше, чем американских шпионов! Но это я сейчас такой трезвый, а в тот момент мне помнилось, что проняла их моя горячность.

Мы, молвят, уверены, что долго вам сидеть не придется, то, что 15 лет дали, это так - дань моменту, престижная реакция на тот тарарам, который подняли на Западе.

Спасибо, говорю, и на том, только я, извините, шибко сумлеваюсь... Примерно так же меня обнадеживали и в тот срок, однако я его отбарабанил от звонка до звонка... к удивлению (конечно, фальшивому) тех, кто в этот раз вел мое следствие: "Надо же, Эдуард, за какую ерунду ты целых семь лет откуковал! Сейчас ты за это не больше пятерки бы получил..." И что, говорю, поразительно, с кем бы из опогоненных мне ни приходилось беседовать - от красноносого надсмотрщика до самого председателя Мордовского КГБ, - все как один заявляют: будь на то моя воля, я бы вас выгнал из СССР (а некоторые даже добавляют: да и всех евреев вообще). Конечно, с типовым подтекстом: стремишься за границу значит, изменник... но раз уж так шибко, не таясь, рвешься, то черт с тобой, не война ведь сейчас, в конце концов... А то бы разговор короткий - к стенке и никаких забот!..