Море

— Вы никогда мне не мешаете, дорогая Мария, я собирался пойти домой, после того как не спал и не брился вот уже девяносто шесть часов.

— Ну, тогда…

— Останьтесь, дорогая. И выкладывайте, зачем пожаловали.

— Я хотела бы работать.

— Ну?

— Аттестат я уже получила. Осталось сдать только экзамен по детским болезням. Сейчас мне хотелось бы пройти практику по терапии.

— Успеете сделать это весной.

— Не хочется зря время терять.

— А не лучше ли вам поехать в какой-нибудь провинциальный госпиталь? Зачем вам оставаться в Пеште, коллега? Здесь круглые сутки бомбят. Не сегодня-завтра вся наша больница перебазируется в подвал. Нет ли у вас где-нибудь на периферии родственников?

— Есть. В Кесеге. Но дело в том, что я хочу остаться здесь. Я вовсе не собираюсь ехать на запад.

Ну что ж, вот она и открыла перед ним душу. Будь на месте Яноша Баттоня другой человек, она вела бы себя более осторожно, но господин профессор — особая статья. Неужто Баттоня мог стать фашистом?

Нет, он всегда отличался порядочностью и человеколюбием. Когда Баттоня читал им лекции по диагностике внутренних болезней, все были в него влюблены, даже мальчики.

— Стало быть, вы хотите, чтобы я принял вас в больницу?

— Очень.

— Но у нас уже два терапевта.

— Простите… мне бы очень хотелось работать под вашим руководством.

— Вы ведь даже не знали, что я здесь, — сказал Баттоня.

— Не знала. Но если уж так получилось…

Янош Баттоня ответил не сразу. Он испытующе посмотрел на высокую девушку, на ее лицо, чистый лоб, блестящие карие глаза.

— Почему вы стали врачом?

Этот вопрос был для Марии Орлаи настолько неожиданным, что она вместо ответа с удивлением уставилась на профессора.

— Да, мне бы хотелось знать, почему вы избрали именно профессию врача? — повторил свой вопрос Янош Баттоня и, прищурив глаза, стал ждать ответа.

— Хочу лечить.

— Кого?

— Всех, кто будет нуждаться.

— Это громкие слова… Вы это говорите от души?

Мария Орлаи в недоумении молчала. Казалось, будто она и сама только сейчас впервые подумала, почему избрала именно эту профессию. Еще когда была в восьмом классе, она ломала голову над тем, куда ей подавать заявление: пойти на химический факультет или заняться искусствоведением? А может, поступить в высшую школу изобразительных искусств? Как-то раз она зашла к отцу в кабинет и после продолжительного разговора с ним подала заявление на медицинский факультет. На столе Баттони громко тикали часы. Воздух был насыщен запахом йода и мыла. А там, на койках, — тысячи больных. Мечутся, стонут, страдают, и вся их надежда на докторов в белых халатах; врачи вернут им весеннее солнце, прогулки, любовь, прочь прогонят смерть. Она поступила правильно, избрав самую лучшую профессию.

— Да, от души, — сказала она наконец.

— Припоминаете, дорогая, я вам поставил отличную оценку, помните, на какой вопрос вы отвечали?

Мария Орлаи удивилась. Серый от усталости Баттоня с распухшими веками, вместо того чтобы спешить домой, устраивает ей экзамен. Но тут же поняла его намерение.

— Помню, об анамнезе… описание условий, предшествующих заболеванию. О том, что настоящего врача должна интересовать не только болезнь, но и сам человек.

— Да, Мария, я должен вам сказать, что сейчас это дело очень, очень трудное. У нас на излечении есть такие больные, у которых воспаление легких вроде бы давно прошло. Но стоит их выписать из больницы, как завтра они умрут, вы меня понимаете? Ведь в наши дни умирают не только больные, но и здоровые — дети, мужчины, женщины. Мы должны сберечь каждому человеку его жизнь. Медицина не для того борется с туберкулезом и тифом, а врач не ради того день и ночь сидит у койки больного, чтобы сперва вылечить его, а затем передать в руки убийцам. Так поступают только палачи.

— Да, — тихо произнесла Орлаи.

— Но трудно… трудно отобрать тех. кого следует беречь от смерти. Коек мало. Ужасно мало. Уход плохой. Питание плохое. В университете, читая лекции о язве желудка, мы говорили, что надо давать молоко, а при воспалении печени — сахар. Но что делать, если нет…

Баттоня поднялся со своего места и стал широко шагать перед письменным столом.

— Я завел об этом речь не для того, чтобы напугать вас. Мне нужно, чтобы вы знали, за что беретесь. При желании здесь можно иметь и более легкую жизнь: класть в карман десятки тысяч пенге, обзавестись ухажерами, прохлаждаться весь день. Но в таком случае говорите сразу, и я устрою вас в другом отделении.

К лицу Марии прилила кровь. Баттоне стало неловко.

— Простите, не сердитесь на меня. Я вовсе не хотел вас обидеть. Но, знаете, в нынешние времена нередко разочаровываешься в людях. Ну, по рукам. Я сейчас пойду домой. Попросим у сестры Беаты белый халат. Ах, да, совсем забыл спросить, вы когда собираетесь приступить к работе, до того как вас оформят?..

— Именно.

— Мой заместитель — адъюнкт Пайор. Я сейчас вам его представлю. Вы коренная жительница Будапешта, не так ли?

— Да.

— И живете у своих родителей?

— Только с отцом.

— Да вы не Казмера Орлаи дочь?

— Верно.

— Мой хороший знакомый по университету. Очень славный врач. Что поделывает старик?

— Работает в районной больнице.