Моя мама от ужаса заголосила, заливаясь слезами. Посмотрела на парня и побежала на кухню выпить лекарство, а Дамир боязливо поднял трубку. Как оказалось, Фатима уже все знала. Она просто хотела уточнить, как все произошло, но парень лишь пожал плечами. Говорить он не мог, язык не поворачивался, боль сжимала все внутри. Как-никак они жили на одной улице, учились в одной школе, даже служили в армии вместе, а тут такое горе. Дамир кое-как положил трубку, не смог, слезы потекли по щекам. Он сидел в кресле, словно нашкодивший щенок, боясь даже поднять свои глаза. Я тем временем вонзила свои пальцы в подушку, уткнувшись в нее носом, и плакала. Я не могла поверить, что его больше нет. Не верила, что он утонул. Во мне жила надежда, что есть шанс на спасение. Каждая клеточка моего тела упорно не подчинялась в это верить. Ахмет не мог погибнуть, просто не мог! Не из того теста был сделан этот парень, чтобы просто взять и умереть. Мое сердце меня не обманывало. Если оно чувствовало, что Ахмет жив, значит, жив, и это было правдой. К сожалению, этой правде было не время. Пока я оплакивала того, кто предал меня, его спасли. Когда волна его утянула, то он из-за нехватки кислорода потерял сознание, а морская вода выбросила его на поверхность. Течение подхватило его и унесло в открытое море к одному рыболовному судну. Матросы увидели человека за бортом и спасли его. Когда откачали, то Ахмет ничего не помнил. Обессиленного отнесли в каюту. На судне был фельдшер, который смог оказать первую медицинскую помощь. Пока мы все оплакивали Ахмета, он уже был посередине моря, направляясь в Каспийск.
В семье Ахмета тоже все рыдали. Его молодая жена Фатима была на последнем месяце беременности. Когда она сидела в комнате, обнимая фото своего мужа, к ней вошла старшая госпожа. Женщина рыдала, но не могла доверить свою дочь с внуком другому мужчине. Она присела рядом, взяла ее за руку, а потом сказала:
– Фатима, ты же знаешь, что я люблю тебя, как родную дочь, и желаю тебе только добра?
– Нашего Ахмета больше нет. Он погиб. Погиб… Как же так, мама? Что теперь будет? Как нам без него жить? – сквозь слезы шептала девушка.
Женщина гордо подняла голову, а потом сказала своей невестке, как отрезала:
– Ты дочь семьи Олмаз, ей и останешься! Завтра пригласим мулу и завершим дело. Мы не запачкаем твою честь и нашего рода! Не бойся милая, тебе никто дурного слова не скажет!
Фатима не стала сопротивляется, она воспринимала это, как должное. Главное, чтобы была честь не запачкана и доброе имя ее мужа оставалось чистым. Дождь за окном так и не переставал идти, погода оплакивала его вместе с Фатимой. Под ее сердцем билось крошечное сердечко ее ребенка, а где-то в море на судне лежал без сознания его отец. На родине все похоронили его в своих мыслях, только одна я гнала эти мысли прочь. Тело не было найдено, а значит, нельзя считать человека погибшим. Нельзя…
Дамир попрощался с моей мамой и ушёл. Мужчина поехал на пляж, где считался погибшим Ахмет. Спасатели обшаривали всю акваторию, но тело так и не нашли. Дамиру в душу закрадывались смутные сомнения, он надеялся, что есть маленькая доля вероятности, что он жив. Молодой человек подошел к одному из стоящих на берегу офицеров и спросил:
– Здравствуйте! Простите, а вообще есть шансы найти моего друга живым?
Пожилой офицер опечаленно вздохнул, а потом ответил:
– Что сказать, мало кого тут можно найти живым. Я бы шансы на спасение снизил к минимуму. В такой волне вообще нереально остаться живым. Одним словом, шансов у него вообще не было. Погиб он. Если сейчас не найдем, то его тело обязательно должно всплыть. Правда, есть вероятность, что мы его вообще не найдем. Смотря куда его утянула волна и на сколько метров в глубину! Так что, мужайтесь…
После сказанного офицер пошел дальше с группой людей обследовать территорию в надежде найти хоть труп парня. Дамир стоял сам не свой. Он понимал, что шансов нет, но почему-то упорно сопротивлялся этому. Внутренний голос утверждал, что Ахмет жив. Только обстановка накалялась, и ему необходимо было спасать меня и ребенка от грядущей лавы раскалённых душ. Одна половинка сердца Дамира проклинала себя за это, а другая не могла сопротивляться. Он сам не понял, как влюблялся в меня.